Ты меня (не) любишь - стр. 19
– А что тебя не устраивает? – его палец ложится на вырез моей блузки и скользит вниз, – платить хорошо буду. А за доп услуги даже премию начислю. В деньгах нуждаться не будешь. Разве не к этому ты всегда стремилась? Разве это не лучше, чем ложиться под того страшного старика?
В этот раз не выдерживаю и замахиваюсь. Я ведь не железная. Пощечина получается звонкой. На моей ладони след и боль от удара. А на щеке у Богдана ярко-красная отметина.
– Ты что творишь? – хватает он меня за запястье, – хочешь с голой задницей на улице оказаться? Так я могу это обеспечить! Хотя… – взгляд его тут же меняется, темнеет, красноречиво так, – твоя задница понравится мне и здесь. Раздевайся!
Он швыряет меня обратно на кресло и делает два шага назад. Встает так, чтобы дорогу перегородить. Чтобы отсюда выбраться, надо кульбит через спинку совершить, а потом еще до двери успеть добежать. Я не настолько гимнастка. Скорее спину себе сломаю.
– Ну! Чего сидишь! Я кому сказал?! Раздевайся!
– Богдан, хватит шутить, – нервно кусаю губы и сдаю назад, жизнь гибкости научила, а не только колотиться лбом в стенку, – я погорячилась, прости. Твои слова меня разозлили. Не надо считать меня продажной тварью.
– Еще скажи, что ты ни такая!
Чего он бесится? Из-за пощечины так обиделся? Что мне сделать, чтобы он передумал и взял свои глупые слова обратно. Что сказать? Не собираюсь я перед ним раздеваться!
– Я не такая, Дан, – голову поднимаю и в глаза ему заглядываю, – и ты ведь тоже не такой. Зачем из себя последнего мерзавца изображаешь? Ты не был таким раньше.
– Рань-ше?! Рань-ше! – взрывается он и снова к креслу моему подлетает, ладонями в подлокотники упирается, в кольцо берет, из которого уж точно не выбраться, – не смей мне напоминать о том, что было раньше! Ты ничего, из того что я делал, была недостойна! И больше я не буду тем наивным дураком, которого обвели вокруг пальца! Больше я тебя не отпущу!
Последняя фраза вообще никак в контекст не вписывается. Но прежде чем я успеваю возразить, его рука уже впивается в мой затылок. Резко на себя дергает. А твердые мужские губы накрывают мои. Раздвигают их. Внутрь проникают. Так что дыхание захватывает. Так что сердце в груди бомбой взрывается. Разлетается на миллиарды ярких осколков. И каждый из которых наше с ним общее воспоминание. Провалится в которое – пытка. Игнорировать которое – грех.
Вот и я не могу сопротивляться. Его страсти. Напору. Губам этим. Снившимся мне всю последнюю неделю. Таким желанным. Приносящим боль и наказание, когда говорят. И сладкими, словно греховный плод, когда целуют.