Ты ко мне вернешься - стр. 14
– Ну конечно! Я ведь уже была на Гоа! – Ксюша произносит это абсолютно серьезно, но тут же не выдерживает и хихикает. – Да, я знаю, как оно будет. Мы будем жить долго и счастливо, только так, я по-другому не согласна.
Разумеется. У нее все распланировано на годы вперед. Наша долгая и счастливая жизнь, образцовая, словно картинка с рекламного плаката. Папа, мама, я – вместе дружная семья...
– Хорошо, солнышко, делай как тебе удобно, – сдаюсь наконец. – Я сам договорюсь, а с тобой готовый проект обсудим.
Вдруг становится легче. Не придется знакомить ее с Зитой и рассказывать, откуда мы друг друга знаем. Можно вообще промолчать о том, что мы давно знакомы. Сделать вид, что она мне никто.
Я ведь так уже делал когда-то...
***
Бабушкин голос эхом звенел в ушах: «Присматривай за Зинушей! Ты ведь старший».
Как будто теперь я обязан с этой малявкой до старости нянчиться. Была бы хоть сестра, но она же просто соседка. Да меня пацаны в школе засмеют, позорище!
Я ей сразу сказал, подкараулив во дворе, когда никто не слышал – чтоб не смела за мной хвостом ходить. Но вредная Зинка заявила в ответ, что еще посмотрим, кто за кем бегать будет. Я, конечно, обозвал ее дурой, она – больно ущипнула в ответ. До драки не дошло, но разругались насмерть.
И теперь я в компании друзей шел по одной стороне улицы, она – по другой, в одиночку. Старательно притворяясь, что друг друга знать не знаем.
Незаметно для всех я на нее поглядывал. Сперва чтобы убедиться, что приставать не начнет, а потом просто, сам не соображая, почему. Зинка притягивала взгляд, будто больше на улице смотреть вдруг стало не на что.
Я и не запомнил толком ничего, только ее. Белые гольфы до колена, подол клетчатой юбки в складку равномерно колышется при ходьбе. Темные волосы стянуты в две тугие косички. Опрятная девочка, будущая отличница, всем ребятам пример.
Она шла впереди, мы – чуть поодаль. Прилежная Зинка торопилась в школу, а мы нарочно замедляли шаг, пиная по тротуару пустую бутылку, вот ей и удалось нас обогнать. Такая маленькая – ранец на спине казался огромным. И такая одинокая...
Все-таки дети жестокие существа. Ее трогательная беззащитность задевала меня, дергала совесть, как больной зуб. Но вместо жалости вызвала какую-то злую досаду. Я был привязан к этой девчонке, быть может, по-своему ее любил. Не понимая собственных чувств, винил в них Зинку.
Хотелось отомстить ей, чем-то задеть, всему миру доказать, что она мне безразлична. Как назло вскоре мне попался тот самый стишок, про резиновую Зину. Лучшей дразнилки никто бы и придумать не сумел.