Ты, главное, пиши о любви - стр. 31

Вот какой у нас с тобой веселый Парсонс.

И какой у нас с тобой бушует ветер.

11 июля

Бугрово

Юля – Марине

Обратила внимание, Марин, на жизнь тазов.

Ночью ветры гудят в тазах, разбросанных в саду, как в поющих чашах.

И такие они живые, что мне захотелось вам о них рассказать.

В общем, слушайте.

Вначале этого эпиграфа не было, и рассказ был просто про одуванчики. Но потом я выследила, уловила меняющуюся по временам года жизнь тазов.

О них спотыкаешься. Они валяются под деревьями, врастают в землю.

В кастрюлях Аля выносит рассаду, из чайников на улице поливает цветы. У Али так разбросано и посеяно уже несколько старых чайников. Дождевая вода в них наберется, почернеет – чайники без крышек. И так же открыто с распахнутыми объятьями лежат под кустом тазы. В них тоже все опадает. Опавшие лепестки пионов летом у Али набирались в таз, подвяливались и становились похожими на очистки белых грибов.

У Марика в тазу остывало одуванчиковое варенье, яркое! В таком же тазу до этого у него лежала глина. В тазиках под вишнею белая, в тазиках под липами красная. Глина повсюду во дворе. Глиняная пыль на столах, сандалии в глине, вы помните, я вам говорила, что Марик художник-керамист.

Осенью, когда в тазы опадали листья, застывали, Марик эту глину с отпечатками листьев обжигал. Листья сгорали, но отпечатывались на глине: рябина, клен… Таким же образом он сохранил и обжег отпечаток ноги своего кота Банзая.

Мягкую, как сметана, глину перед заливкой Марик помешивает суповым половником. И половником же, зачерпнув, разливает по гипсовым формам.

Так рождаются колокольчики.

Чтобы сварить кастрюлю варенья, надо собрать как минимум два килограмма одуванчиков. Встать рано, пока цветки еще не совсем раскрылись. Колени и руки желтые, в пыльце… И желтыми после варенья остаются кастрюли. Он долго потом не сходит, этот цвет, травяной и луговой запах.

Роза, корова Али, любила сочные одуванчики. Даже молоко от них было желтым.

Аля варит мне борщ из ревеня. И постоянно за обедом, начиная с весны (а у нее у первой все всегда поспевает), начинает меня готовить: «Вот, погоди, редис будем есть! Вот, погоди, огурцы, перцы…»

Чай Аля заваривает в кастрюле. Кастрюля черная, прокопченная, хотя была раньше желтой – не от одуванчиков, такой цвет. Травы висят над печкой, и, заваривая, Аля срывает их не глядя.

Снимет с огня кастрюлю, принесет, и когда начнет разливать, то кастрюля подрагивает, как и ее рука. Чай проливается, но руки жара уже не чувствуют, настолько они натружены. И этими руками, когда я уже уехала, Аля приняла от Розы теленка.