Твоя звезда - стр. 59

– Мне было девятнадцать, – рассказывает Вульф. – Я был злым, категоричным и вредным подростком. Выбил на зло отцу, который запрещал портить кожу. Говорил, что в старости потом эти розы и рожи расплывутся, и я буду жалеть. Да не собираюсь я жить до старости! – он бросает последнюю фразу куда-то в звездное небо и дышит тяжело, когда я прижимаюсь к его спине.

– Живи, Вульф… Такие чудесные люди, как ты, не должны уходить рано.

– Да, отец тоже был хорошим, это не помешало ему уйти внезапно и оставить нас на грани краха.

– Как он умер? – я слышала, что была авария, но подробности не спрашивала, не люблю сплетни.

– В бочину его авто мерс влетел. Сашка за минуту до столкновения из машины вышел, иначе бы тоже погиб...

– Мне жаль.

– Я не из тех, кто будет убиваться горем. Все норм, булавка, – он поворачивается ко мне лицом и подбирает ладонями волосы, тянет меня к себе. Я замечаю, как плавится почти черное золото в его радужках, как переливается влага.

– Мне кажется, ты только делаешь вид, что тебе все равно.

– Все-то ты видишь, Ве-ра, – хмурится Игорь, улыбается уголком губ и, подавшись ближе, щекочет мой висок мягкой бородой. – А сама туго завернулась в шкурку бизона и думаешь, что там безопасно. Мы даже в этом с тобой похожи.

– Два баранчика с ворохом прошлого барахла за пазухой.

– Не-е-е-е, – смеется Гроза и запускает ладонь под футболку, задирая ее до пояса. – Ты баранчик, а я…

– Злой и страшный серый волк.

28. Глава 28. Вульф

Она впервые открыто смеется и так мило морщит нос, что я готов признать, что влюблен в ее морщинки вокруг глаз, готов поверить, что снова впустил кого-то в сердце.

Так неожиданно, так просто.

Так сложно.

Мне хочется передать ей свои чувства, я обнимаю булавку до тихого вздоха и шепота:

– Ты меня задушишь.

– Хочу влипнуть в тебя и не отпускать, – кусаю плечо и подсаживаю маленькую на широкий борт балкона, держу крепко за спину, чтобы не упала. – Не замерзнешь? – расставляю тонкие ножки в сторону и замираю посередине. Упираюсь в ткань футболки, не боясь показаться зазвратным, просто даю Вере понять, что хочу ее.

– С тобой не замерзнешь. Сейчас всего лишь начало теплого ноября, да и я не мерзлячка.

– Мне нравится, что ты не неженка. Ах, черт, мне все в тебе нравится, булавка, – провожу ладонью по складочкам, что покрыты тонким трикотажем трусиков, а Вера дрожит под руками и сильнее впивается тонкими пальчиками в плечи. – Особенно голос, особенно твое тепло, – поглаживаю плотнее, пощипывая ее через ткань. Булавка выгибается и отклоняется назад, упираясь в мою ладонь. Меня радует, что она хоть в этом мне доверяет, знает, что не отпущу. Или просто не боится упасть, потому что ей все равно? Ее тихий стон – лучший звук, что я когда-либо слышал, и глотаю его, срывая с губ поцелуем. Легким, невесомым, а затем снова отстраняюсь, чтобы увидеть ее лицо.