Твоя наследница - стр. 54

– Что? – пугаюсь уже я.

– Ну мой муж и жук! – выдает уверенно. – А ведь он же знал! Знал про вас. Верно?

– Э-э-э, ну да, – пожимаю плечами, понимая, что из-за моего молчания еще и Алексу на орехи достанется. – Ты же его не прибьешь?

Заглядываю с надеждой в глаза.

– Да нет же, – отмахивается Соня. – Я про другое.

Удивляет загадочной улыбкой.

– Поделишься? – приподнимаю бровь, закидывая удочку.

Любопытство – мой порок.

Подхватываю свою чашку и, убедившись, что кофе безбожно остыл, с сожалением опускаю её в мойку. Не повезло его выпить.

– Мой хитрый муж предложил на крещении поделить близнецов. Одного тебе, другого Давиду. А не так, чтобы каждый из вас был крестным обоих, – ошарашивает новыми вводными Гроссо.

И опять загадочно улыбается, совершенно спокойно пригубляя холодный чай.

– Почему?

Мне действительно интересно и непонятно.

– Потому что… – звучит от довольной как слон подруги, напоминающей в этот момент бесшабашную вредину, которая точно знает, о чем говорит, но ни за что не расколется, потому что так решила. – А вот потому что!

Повторяет радостно вновь.

Чмокает меня в щеку, подхватывает за руку и утягивает из кухни в гостиную и дальше вверх по лестнице.

– Юльчик, нам уже пора выдвигаться, а то опоздаем.

***

Обряд крещения детей я прохожу как во сне. Делаю сначала одно, потом другое, потом третье. Всё, что от меня требуют обязанности крестной мамы.

Из впечатлений ярче всего запоминаются невозможно красивый храм, монотонно бубнящий батюшка, безумно уставшие руки, немного удушающий запах ладана, задержанное дыхание и сбившееся с ритма сердце, когда моего крестника трижды окунают в купель, а он даже не пищит, а лишь по-Гроссовски недовольно отфыркивается.

Но сильнее всего, несмотря ни на что, я ощущаю мужчину, стоящего рядом и держащего на руках второго младенца. От Давида веет такой мощной энергетикой, уверенностью и властностью, что меня воле-неволей сотрясает мелкая нервная дрожь. И я стараюсь всеми силами контролировать себя, чтобы не повернуть голову и не зависнуть, разглядывая совершенный профиль.

Котова, он – чужой человек.

Одергиваю себя мысленно раз за разом. Но бесполезно.

То, о чем он рассказал мне этой ночью, перечеркивает пусть не все, но многие обиды. Объясняет его грубое поведение и наше общее состояние марионеток, которые попали в руки опытных и жестоких кукловодов.

И я, как воздушный шарик на ветру, мечусь и не понимаю, как поступать дальше, от чего отталкиваться и к чему стремиться.

Давид, прежде всего, отец Амины. Осознаю и принимаю. Он для моей девочки скоро станет также близок, как и я. И это правильно. Это честно.