Твоя бывшая - стр. 35
Удобнее устраиваюсь в кресле, откидываю голову на спинку и смотрю. Сначала за окно, за которым расстилается темная летняя ночь, потом, поддавшись какому-то внутреннему любопытству, перевожу взгляд на Гордеева. Нет, не на него, конечно. Смотрю на его колени, обтянутые брюками. На крупные ладони, которые небрежно лежат на кожаном руле. Дальше поднять взгляд не решаюсь – и без того сердце надувается, как шарик, грозящий разорвать грудную клетку.
Когда я ехала в Москву, я обещала себе, что не буду терзать себя прошлым. Не буду ни о чем сожалеть. Кирилл давно шагнул дальше, я тоже должна. Нельзя жить постоянными сожалениями. Просто нельзя. Да, я сама все разрушила. Да, чувствовала, что тогда он меня по-настоящему любил. Да, знаю, что никогда не простит. Я себя тоже не прощу. Но разве в этом сейчас есть какой-то смысл?
С губ срывается шумный вздох, который я не успеваю запереть внутри. Не вижу, но чувствую, что Гордеев поворачивает голову в мою сторону. Молчит. Я тоже молчу, но ощущаю, как с каждой секундой напряжение между нами усиливается. Как гроза, которая набирает силу, чтобы рвануть мощными раскатами позднее.
Наши глаза встречаются. Прочитать хоть что-то в темной глубине его зрачков нереально. О чем он думает? Раньше понимать его было сложно. Сейчас – просто за гранью моих возможностей. И все же…
Я не знаю, как это объяснить. Я просто не знаю. Но я вдруг чувствую в себе эту потребность. Сказать, ему как сильно я сожалею. Пять лет назад мне не хватило смелости сделать это глаза в глаза, как он этого заслуживал. Сейчас, конечно, поздно. Для него поздно. Но для меня это – незакрытый гештальт, который, как бы я ни барахталась, тянет меня вниз.
- Кирилл, – начинаю осторожно, но испуганно замолкаю, стоит ему припечатать меня мрачным взглядом. С ним всегда так. Я вообще не робкого десятка, но с Гордеевым все мое красноречие всегда летит в трубу.
Тишина между нами так и гудит. Сейчас даже уши закладывает, словно резко на высоту поднимаюсь.
- Говори, - голос низкий, отрывистый. Звучит как приказ, но я ведь сама хотела сказать, не он меня принуждает.
- Я хотела сказать, что мне жаль. Я… – перевожу дыхание, неосознанно комкаю шелковую ткань своих брюк. – Тогда пять лет назад… Я совершила ошибку.
В его глазах мелькает что-то, как одинокий язык пламени, который Гордеев быстро тушит взмахом ресниц.
- Не имеет значения, – отвечает таким жестким тоном, что у меня мурашки бегут по коже. – Сейчас не имеет. Мне это не интересно. Поняла? Больше ничего подобного чтобы не слышал.
- Хорошо, – я нахожу в себе силы кивнуть. Сердце тарахтит как старенький грузовик. Зрение мутится, потому что на глазах выступают предательские слезы. – Просто хотела, чтобы ты знал. Мне это важно.