Творчество и потенциал. Выпуск 1/2025 - стр. 42
Мама: «Как же ты?..»
Бабушка: «…внучок!..»
А папа просто молчал. Но взгляд его был наполнен какой-то тяжестью.
Эти тяжесть и напряжённость летали и вокруг стола, где сидела семья, и просочились уже в коридор, откуда торчал кончик Любашиного носа.
– Любаш-милаш, я тебя вижу. Вылезай давай из своего укрытия.
Люба вбежала в комнату, и звук каблучков её тапочек о паркет разбил повисшую над семейством тучу волнения. Она подскочила к брату, забралась к нему на колени и обхватила ручонками за шею – крепко-крепко – насколько хватило сил.
– Ты лучший воéнский на свете!
Он как-то изменился с момента его отъезда на учёбу: может, дело было в короткой стрижке, которая очень ему шла, или в зелёном – «защитном», как говорил Кит, цвете одежды, в которой он теперь ходил. Только вот Любе казалось, что он теперь ещё лучше стал, ещё умнее, ещё класснее – вот бы у всех были такие замечательные старшие братья! Любаша себе даже немножко завидовала.
И все засмеялись. Даже Ба. Правда, бумажный платочек всё еще был при ней, но она тоже наконец улыбнулась.
– Военный, а не воéнский, Любаш-милаш.
– Нет, воéнский! Ты у нас один такой клёвый. Вот пусть остальные – военные, а ты – воéнский! Самый лучший, Кит. Смотри, и Ми соглашается, – и она потрясла перед собой мишку, наклоняя его, будто он кивает.
Улыбка Ба померкла. Её снова накрыла туча грусти и тревоги. Она снова уткнулась в платочек.
В день отправления Кита снегу навалило чуть ли не по колено. И он продолжал идти и никак не хотел прекращаться. Молча собрались. Кит закинул за плечи свой воéнский рюкзак.
Наконец такси выплюнуло их у вокзала. От нависшей в салоне тишины, казалось, лопнут барабанные перепонки. Будто даже и не дышали. На воздухе все глубоко вдохнули морозный воздух. Наконец задышали. Вроде полегчало.
А вот и их вагон, самый последний в длинном составе. Молчали. Отчего-то не было сил говорить.
Люба дотронулась до руки брата и заметила, как что-то блеснуло в его глазах.
– Да снежинка попала, – отмахнулся он и улыбнулся ей уголком рта – так, как улыбался, когда хотел её подбодрить.
Он присел и стал теперь такого же роста, как и Люба.
– Ты теперь дома за старшую остаёшься, Любаш, – проговорил брат. – За бабушкой присматривай. Чтобы она допоздна перед телевизором не засиживалась. И за мамой – чтоб печеньками не объедалась. Ты же их знаешь, – и подмигнул.
Люба хихикнула. Вот всегда он такой: даже среди этой печальной метели шутит и подбадривает.
Любаша посмотрела вокруг. У вагонов стояли и обнимались с родными другие дяди в такой же форме, как и Кит, с такими же воéнскими рюкзаками: и взрослые мужчины, и парни помоложе. Она вспомнила, как летом они провожали мамину сестру – тётю Юлю – с семьёй на море, здесь же, с этого вот вокзала. Тогда на перроне царила приятная суета, все шутили и смеялись, и стоял такой радостный гомон… Всё вокруг было наполнено разноцветными красками счастья: красная – это шарики, салатовая – это зелень, голубая – это небо…