Твое имя - стр. 29
Бьярн подхватил ее на руки и бросился вниз по лестнице. Гомункулы не поднимутся до рассвета, а с восходом солнца станут неопасны.
Тщедушные тельца лежали по всему дому – вполне достаточно в качестве доказательства, чтобы получить деньги. Пусть Горг теперь сам разбирается со своим наследством. Вот только какая-то неясная мысль не давала Маре покоя, плескалась на самом дне, под слоем боли, страха и смятения.
Бьярн бегом нес ее по темным пустым улицам. В номере остались лечебные настои, укладка с инструментами – надо только добраться.
– Потерпи, птаха, – разговаривал он с ней, как с маленькой. – Смотри, мы уже прошли переулок. До «Трех топоров» рукой подать. Сейчас, девочка, сейчас…
Постоялый двор встретил их музыкой, льющейся из обеденного зала, – кто-то играл на лютне, – шумом голосов и запахом пищи. Бьярн шагнул на крыльцо, но Мара, очнувшись, вдруг схватила его руку:
– Увидят… Не хочу, чтобы меня видели такой… Давай через черный ход…
Бьярн только головой покачал, но свернул в сторону, чтобы обойти здание и зайти с черного хода. Мара и сама на себя удивлялась: о чем она думает! Но почему-то так не хотелось видеть сочувствующие взгляды, а еще хуже – саркастические, в которых ясно читалось бы: «А мы что говорили? Баба – она и есть баба. Какую работу можно ей поручить?»
Служанка, задремавшая у кровати Эрла, при виде их вскочила на ноги и застыла в ужасе, словно в комнату вломились чудовища.
– Э-э… Господин… Госпожа…
– Спасибо, ты можешь идти.
Девушка рванула было к двери – ей очень хотелось поскорее сбежать, – но все же у самого выхода притормозила:
– Господин наместник заходил. Спросил, выживет ли Эрл. Я говорю: не знаю, на вид очень уж плох. Он над ним постоял-постоял, покивал и ушел…
– Я понял тебя, – рокочущий голос Бьярна, хотя он вовсе не хотел пугать служанку, заставил ее исчезнуть в коридоре так быстро, что показалось, будто она прошла сквозь стену.
Бьярн уложил Мару на постель и бросился к батарее склянок, стоящих на столе. Мара выставила их на случай, если Эрлу срочно что-то понадобится. Укладка с иглами и льняными нитками лежала тут же.
– Сейчас, сейчас, девочка…
Бьярн зубами вытащил пробку из пузырька с темно-синей жидкостью – настойкой безличника. Поднес его к губам Мары.
– Три капли… – прошептала она.
– Трех мало. Ты останешься в сознании, когда я тебя буду штопать.
– Три! – сказала она твердо. – Я сама… себя заштопаю…
Бьярн только головой покачал, но сделал, как она просила, а потом вложил иглу в дрожащие пальцы.
– Отвернись!
Бьярн отвернулся, и Мара поняла, что он с трудом сдерживает резкие слова, готовые сорваться с языка.