Тверской бульвар - стр. 21
«Вековые деревья осеняли бульвар густою широкою тенью. По сторонам его красовались дворцы такой легкой, такой прекрасной архитектуры, что уже при одном взгляде на них душа наполнялась благородною любовью к изящному, отрадным чувством гармонии. Каждый дом казался храмом искусства, а не чванной выставкой бестолковой роскоши».
Новые дворцы не появились на Тверском бульваре, на месте сохранились малая часть из того, что видели мечтатель и скептик. Но именно эти «небольшие домики постройки начала ХIХ века в стиле ампир», как сказано в старом путеводителе, наполняют душу любовью и чувством гармонии.
Дипломат, живший в лучших городах Европы, великий поэт Федор Тютчев писал из Москвы жене: «Есть что-то удивительно ободряющее меня и освежающее в этом городе… Тверской бульвар неизменно производит на меня свое действие».
Во многих сочинениях классиков фигурирует Тверской бульвар, но об этом – в следующем «хождении».
Ботаник и борец в образе профессора Тимирязева
Начинается Тверской бульвар памятником Тимирязеву, установленном при жизни Ленина в 1923 году. В списке монументов, подлежащих украсить «красную столицу» по его настоянию, имени профессора Московского университета не было. Въехав в Кремль, вождь партии вместо разрушенных монументов «царей и их слуг» задумал увековечить тех, кто с ними боролся: «Нам нужно изобразить и Марата, и Дантона, Бабефа, Бакунина и многих других революционеров старых времен…»
В «Списке лиц, коим предположено поставить монументы в г. Москве и других городах РСФСР», насчитывалось свыше 30 революционеров всех времен и народов, начиная со Спартака, Брута, кончая Софьей Перовской и Кибальчичем. За ними упоминалось 35 фигур из сферы литературы, искусства и науки. План был настолько грандиозный, насколько и утопичный. За все годы советской власти установили девять памятников из этого списка в бронзе и камне. Бюсты и статуи из недолговечных материалов, во множестве появившиеся после революции, не сохранились.
Первым увековечила в бетоне Робеспьера в Александровском саду студентка Бронислава Сандомирская, ученица скульптора Волнухина. Под музыку «Марсельезы» на глазах красноармейцев его открыли 3 ноября 1918 года, а 7 ноября, в первую годовщину революции, взорвали. И не восстановили. Постаревшую Сандомирскую я увидел, когда она вернулась из лагеря и принесла в редакцию «Московской правды» фотографию статуи – все, что у нее осталось.
Имени Тимирязева в ленинском «плане монументальной пропаганды» не оказалось. Но для памятника ему нашелся вечный камень и лучшее место в городе на площади Никитских ворот. За что такая честь? За то, что известный ботаник и физиолог, член-корреспондент Императорской Петербургской академии, увенчанный мантией почетного доктора наук Кембриджского университета за приверженность учению Дарвина, в отличие от страдавших при «военном коммунизме» коллег не только принял советскую власть, но и рукоплескал ей.