Тузы за границей - стр. 28
Кристалис решительно подавила ненавистные воспоминания, всколыхнувшиеся в ее памяти. Да, а в этом разговоре с Пронырой она до сих пор находится на зыбкой почве, поняла она вдруг. Надо сосредоточиться только на нем и выкинуть из головы близких, которых она ограбила перед побегом.
– Это конфиденциальная информация, – ледяным тоном заявила она Проныре.
Тот громко расхохотался.
– Уж кто бы говорил о конфиденциальности! – усмехнулся он, потом внезапно посерьезнел под ее полным неукротимой ярости взглядом. – Конечно, может случиться и так, что правдивая история о твоем истинном прошлом не вызовет у моих читателей большого интереса. – Журналист всем своим видом изобразил примирение. – Я знаю, тебе известно обо всем, что происходит в Джокер-тауне. Может, ты знаешь что-нибудь интересненькое о нем? – Проныра дернул подбородком и стрельнул глазами в сторону сенатора Хартманна.
– А что с ним не так?
Хартманн был могущественным и влиятельным политическим деятелем, который сражался за права джокеров, как лев. Он принадлежал к числу тех немногих политиков, которых Кристалис поддерживала финансово – потому, что ей нравилась его позиция, а не для того, чтобы его «подмазать».
– Давайте отойдем в сторонку и обо всем поговорим.
Проныра явно не хотел открыто обсуждать сенатора. Заинтригованная, Кристалис взглянула на старинную брошь-часы, приколотую к лифу ее платья.
– Через десять минут мне нужно уходить. Я собираюсь на вудуистскую церемонию. Возможно, если вы не против пойти со мной, нам удастся выкроить время, обсудить все и прийти к взаимному согласию по поводу того, стоит или нет освещать в прессе мое прошлое.
Проныра улыбнулся.
– Почему бы и нет? Вудуистская церемония, говоришь? Там будут втыкать иголки в восковых кукол и все такое прочее? Может, кого-нибудь даже принесут в жертву?
Кристалис пожала плечами.
– Не знаю. Мне никогда еще не доводилось бывать на подобных церемониях.
– Думаешь, они станут возражать, если я буду фотографировать?
Женщина любезно улыбнулась, отчаянно жалея, что у нее нет никакого оружия, которое можно было бы использовать против этого разносчика сплетен, и одновременно ломая голову над тем, зачем ему понадобился Грег Хартманн.
В приступе сентиментальности Ти Малис остановил выбор на одном из своих старейших слуг, чье тело было почти таким же тщедушным и сморщенным, как его собственное. Несмотря на то что плоть мужчины была стара, разум, заключенный в ней, все еще не утратил своей остроты, а такой сильной воли Ти Малис не встречал еще ни у кого. В сущности, это очень многое говорило о его собственной неукротимой воле, если ему оказалось под силу обуздать старого упрямца. Ментальный поединок, который сопутствовал процессу, сам по себе был в высшей степени приятным ощущением.