Трюкач - стр. 24
– Н-не надо. – Слезы хлынули у нее из глаз. – Нет… пожалуйста, я не хочу.
Уолтер схватил ее за руку.
– Прошу вас, не надо! – крикнула она, пытаясь освободиться от хватки.
На верхней лестничной площадке остальные дети сгрудились в кучку и смотрели с виноватым видом, словно подглядывали за Санта-Клаусом. Дальше всех стоял ее братец Родди. Он наклонил голову, чтобы никто не увидел ухмылку в его черных глазах.
Нола хотела крикнуть «Это все он, Родди!», это он разбил окно и обоссал игрушки. Он первый затеял драку с парнем, получившим по зубам термосом. Тот кинулся на него с кулаками, когда Родди сказал, что наспускал в его портфель, Нола попросту бросилась выручать брата.
Признаться, ковер подожгла Нола – это была опрометчивая, непродуманная попытка выгнать всех из дому на улицу, чтобы спасти собаку, за которой гонялся Родди с зажженной свечой, но кто ей теперь поверит?
Они поверили бы. По правде говоря, Лапойнты все это знали. Неприятности доставляли оба близнеца, но внимания специалистов требовал один Родди. Денег не хватало. Имея трех собственных детей, Лапойнты могли помочь только одному из близнецов. Барб Лапойнт провела в молитве целую неделю. Решение было принято – найти новый дом для Нолы. Из двоих близнецов она гораздо крепче. Конечно, ей придется несладко, но она выдержит. Ничего с ней не станется.
– Я буду хорошей. Мы оба будем хорошими! – умоляла Нола. Ее зубы почернели от печенья «Орео», с губ разлетались крошки. – Мы будем хорошими!
«Дон-дон-динь-динь-дилинь», – зазвонил дверной звонок. В первые дни после приезда Ноле нравилась мелодия звонка. Она имитировала «Желтую розу Техаса», хотя девочка никогда не слышала эту песню.
– Ну, пожалуйста… – клянчила Нола.
Уолтер сгреб ее в охапку и отнес из кухни в гостиную. Нола хваталась за стулья, телефонный шнур – все, что попадалось под руку. Барб, хлюпая носом, шла за следом, помогая отдирать руки Нолы от порога.
– Мама, прошу тебя, не отдавай меня в интернат! Не отдавай!
Нола выкрикивала эти слова снова и снова. Не отдавайте меня в интернат.
Но ее отдали не в интернат.
Ее отдали ему.
Через три недели Нола стояла в холодной крохотной кухне в Оклахоме. Подбородок постоянно опущен, словно пришпилен к груди скобками. Иногда поза выражала застенчивость, иногда – страх. Сегодня она выражала в равной мере и то, и другое.
Делая вид, что моет посуду, Нола косилась на хозяина дома, ожидая, как он отреагирует на приготовленный ею стейк.
Новый папа, Ройол Баркер, католик с изрытым оспинами лицом, хищным взглядом и длиннейшими в мире ресницами, ничего не скажет – Нола это уже усвоила. Он вообще редко открывал рот. Однако Ройол ревностно относился к качеству стейков и еще ревностнее – к любимому завтраку, стейку с яйцом.