Трюфельный пес королевы Джованны - стр. 25
– Баллон не привезли, вот, пока все на печи грею, – объяснила она, с приветливой улыбкой оборачиваясь к гостям. – Сейчас Павла разбужу. Он лекарство принял…
– Если он спит, не надо… – Марина явно почувствовала себя неловко, хотя и пыталась держаться уверенно. – Мы приедем в другой раз. Я не догадалась позвонить перед выездом, предупредить… Спешила. Уж ты нас прости!
Александра вопросительно взглянула на нее, но приятельница этого как будто не заметила. Впрочем, Марина не выглядела чересчур смущенной и извинялась скорее для проформы. Художница, напротив, не знала, куда девать глаза. Ей все казалось, что они явились некстати. Но внезапно, поймав теплый, приветливый взгляд хозяйки, она осмелела и решилась заговорить:
– Я и не знала, что вы с супругом живете здесь. Трудно было предположить! Я помню, говорили, будто у Птенцова квартира на Ильинке…
– А мы не супруги, – с добродушной улыбкой ответила Елена. – Я его хозяйка, полдома ему сдаю.
– А квартира на Ильинке и в самом деле существует, – вмешалась Марина, стоявшая у печи и гревшая руки, прижав их к кафельным плиткам. – Там история, с квартирой этой. Две комнаты, с его вещами, заперты. В двух других живет его дочь с мужем и детьми. Это у нее уже второй муж. А еще одну комнату ее первый супруг присвоил, умудрился в свое время попасть в договор о приватизации и какие-то права на эти метры имеет… Хотя жить ему там, понятное дело, не удобно…
– Квартира стала коммунальной, – кивнула Елена, и ее полное приятное лицо омрачилось. – Павел уже и расстраиваться устал. С тех пор как его жена умерла, дочь творит что хочет. Он старается не вникать.
– Тем более тут, у тебя, ему куда лучше! – произнесла Марина, водя ладонями по кафельному боку печи. – А как дышится! Как дровишками пахнет!
– Сыроваты дровишки, вот и пахнут, – весело отозвалась Елена и спохватилась: – Что ж мы сумерничаем?
Она подошла к дверному косяку, полускрытому ситцевой красной занавеской, нажала выключатель. Под дощатым потолком разом вспыхнули три абажура, сплетенные из прутьев ивы, висевшие в ряд. Теперь Александра могла как следует рассмотреть и комнату, и хозяйку.
Внешность Елены полностью соответствовала ее голосу. Ей было лет пятьдесят, как определила художница, но на белом сдобном лице нельзя было заметить морщин. Две ямочки на щеках, как две изюминки, придавали улыбке пикантность. В голубых влажных глазах, слегка навыкате, было нечто детское, что чрезвычайно молодило их обладательницу.
«Она очень интересная. – Александра продолжала исподволь разглядывать хозяйку, снявшую с плиты вскипевший чайник и накрывавшую стол к чаю. – Можно сказать, красивая. Сколько же лет должно быть Птенцову? За семьдесят, никак иначе. Но почему о нем давно все говорили как о мертвом? Я и не предполагала, что он просто уехал в глушь…»