Труженик Божий. Жизнеописание архимандрита Наума (Байбородина) - стр. 49
«Транзитка представляла собой огромный, огороженный колючей проволокой, загаженный двор, пропитанный запахами аммиака и хлорной извести (ее без конца лили в уборные). Я уже упоминала об особом племени клопов, населявших колоссальный сквозной деревянный барак с тремя ярусами нар, в который нас поместили. Впервые в жизни я видела, как эти насекомые, подобно муравьям, действовали коллективно и почти сознательно. Вопреки своей обычной медлительности они бойко передвигались мощными отрядами, отъевшиеся на крови предыдущих этапов, наглые и деловитые. На нарах невозможно было не только спать, но и сидеть. И вот уже с первой ночи началось великое переселение под открытое небо. Счастливчикам удавалось где-то раздобыть доски, куски сломанных клеток, какие-то рогожи. Те, кто не сумел так быстро ориентироваться в обстановке, подстилали на сухую дальневосточную землю все тот же верный ярославский бушлат»[25].
Сохранилось описание этого лагеря и у дивеевской монахини матушки Серафимы (Булгаковой):
«Самым страшным испытанием для меня была Владивостокская пересылка. Я сидела со шпаной. Мы жили там четыре месяца зимой. Она была набита. Условия были там ужасные. Во-первых, было очень мало воды. Давали по кружке на человека в день – это и чтобы пить, и умываться и т. п. В коридоре стояла большая бочка, куда выливали помои, но и мочились иногда ночью туда же; и вот этой водой дежурные мыли полы, так как другой не было. Вонь была страшная.
Там была мужская и женская половины, их отделяла стена. В этой стене была проделана дырка, которая на день закрывалась. И вот ночью приходили “женихи” с огромными ножами. Я всегда старалась сохранить чистоту души, а пришлось познать всю глубину человеческого падения. Там ведь были такие бандиты… Соседка по нарам рассказывала, правда, тоже с ужасом, как она участвовала в “мокром деле”: бандит зарезал ребенка в люльке и с наслаждением облизывал кровь с ножа. Такие там были люди. Бывало, проснешься от криков – бьют кого-нибудь, или грабят, или режут – повернешься на другой бок, уши заткнешь и снова спишь. Как только выдержала, не знаю. Какие уж после этого могут быть нервы?
А было там еще вот что: был целый барак – венбарак – сифилитиков. Так вот что: пришел новый этап, места ему не было, и лагерное начальство решило поместить его в венбарак, а сифилитиков – в наши бараки запустить. А те закрылись изнутри, не пускают, говорят:
– В зоне все хорошие места заняты! Куда вы нас гоните? Где нам, под нарами спать? Не пойдем!
Тогда начальство разрешило им занимать любые места, которые они хотят. И вот ночью мы спим, вдруг страшные крики, врывается толпа сифилитичек, все в язвах, знаете ли, этих, грязные, и начинают всех сбрасывать с нар или прыгать и втискиваться между людьми. Это все была шпана. Так и сидели потом с ними. Пили из одной посуды, мылись в одной бане – как только Господь сохранил, не знаю»