Трущобы Петербурга - стр. 7

– Да полно тебе, Марья, чего разгорюнилась, – говорил он жене. – Чай не на похороны едем!

Дядя Елизар поддерживая под руку плачущую бабушку Иринью, говорил ей:

– По-моему, и убиваться по ним не стоит, потому что вряд ли им полюбится питерское житье, вспомнят о деревне и вернутся. Сказано ведь: славны бубны за горами, пока их не видишь, а увидишь или услышишь, совсем иное выходит.

Раздался третий звонок, и пассажиры заняли свои места. Какой-то парень, наигрывая на гармонии, пел:

Поезд стал медленно отходить.

Стоявшие на платформе мужики и бабы кричали:

– Прощайте, прощайте! Возвращайтесь поскорей.

Марьюшка плакала. Она предчувствовала, что никогда уже больше не увидит родных мест.

ДОМ, В КОТОРОМ волею судьбы Матвей сделался управляющим (это бывает редко для безграмотного мужика), находился в аристократической части Петербурга и принадлежал одному видному общественному деятелю, Павлу Михайловичу Бухтоярову.

Сперва Матвей, как водится, приехав из деревни, поступил в подручные к своему земляку в этом же доме. Не прошло и года, как он сам сделался старшим дворником, а потом даже управляющим.

Этот молодой и красивый, очень похожий на своего младшего брата Ивана парень оказался очень ловким и сметливым. На него заглядывались молодые горничные и кухарки. Мягкий, вкрадчивый, он так и лез в душу любого человека, кто имел с ним дело. Он мог подладиться к господам, находя различные предлоги, получить с них на чай. Насчет срывки, он был первый мастер на это дело. Ни один легковой извозчик не станет около подъезда дома, не заплатив ему пошлины в виде пятачка.

Старший дворник Петр Никонов, у которого Дементьев служил в подручных, был заурядный человек, служивший хозяину так, как Бог на душу положит…

Дело он свое исправлял добросовестно, пользуясь обычными доходами с квартир, был и этим доволен, за «на чаем» не гонялся, ни перед кем не увивался, никому не кланялся, не обращал как пожилой человек на себя внимания горничных и кухарок, был одинаково со всеми уважителен и держал себя степенно. Извозчики стояли, где им было угодно, никем не гонимые, и татары свободно входили во двор, крича свое: «Халат, халат!» Вот почему он и недолюбливал своего подручного, видя в нем претендента на свое место.

– Вот что, Матвей, – сказал однажды Никонов, сидя за обедом. – Не пора ли, братец, тебе в деревню? Теперича весна начинается, а брату твоему, Ивану, помощь нужна, одному не управиться ему с хозяйством-то.