Трупный синод - стр. 38
Особенно, если тебе действительно всего лишь шестнадцать, и в эти свои шестнадцать лет ты – о, какой чудесный и справедливый выбор Небес! – ты итальянский король и император Западного мира. Ламберт Сполетский имел все основания считать себя баловнем судьбы, благосклонно одаривавшей его с самого момента его рождения. Он родился в семье одного из могущественнейших людей Европы, и ему не было еще и двенадцати, когда его отец Гвидо добился для себя и для него королевской и императорской короны. Но какой же рассудительный и спокойный необходимо было иметь разум, чтобы, в отличие от столь же удачливых сверстников, в разное время державших скипетр и носивших корону, тратить свой драгоценный досуг на постижение угодных Богу и Церкви наук, а также совершать утомительные разъезды по городам и замкам страны, которую, волей Господа, ему однажды предстояло бы единолично возглавить. И ведь это действительно совершал человек, чей возраст в наше время считается совершенно детским, на которого в наше время не распространяются еще избирательные права, не распространяется уголовная ответственность и воинская обязанность! А Ламберту волею судеб уже приходилось и обнажать меч, и вершить горький суд, принимая на себя ответственность за чужие судьбы и отнимая, увы – увы, чужие жизни. Конечно, его окружали советами и защитой ближайшие родственники и челядь, но уже давно последнее слово оставалось за ним и только мать его, Агельтруда, по-прежнему сохраняла на сына огромное влияние.
Еще одним отличием Ламберта от ровесников своего времени являлось усердное, не напоказ, отправление молитв Богу. Став императором, он сам себе дал обет в своих решениях руководствоваться только христианскими заповедями, держать себя и свой двор в строгом благонравии, а слово свое всегда считать нерушимой клятвой, ибо, увы и ах, частенько он наблюдал прямо противоположные примеры, причем со стороны людей окружавших его с колыбели.
Что до внешности, то и здесь Бог не оставил его без своей щедрости, лицо Ламберта можно было назвать самим воплощением мужского благородства и красоты. Длинные русые волосы императора, стриженные надо лбом, сзади свободными волнами падали на плечи, карие глаза его всегда излучали спокойную доброжелательность, на скулах его, еще не атакованных по-настоящему бакенбардами и бородой, всегда играл яркий румянец, поскольку юный цезарь очень часто испытывал неподобающее для своего положения чувство застенчивости.
«Просто король» Беренгарий Фриульский принадлежал к более старшему, чем Ламберт, поколению и к другому, что еще важнее, типу людей. Авантюрная жизнь, вечная борьба за то ускользающие, то фантомно возникающие перед глазами европейские короны, наложили свой отпечаток на внешность Беренгария. Некогда не менее благородное, чем у Ламберта, лицо его огрубело и приобрело черты матерого хищника, волосы на голове и в бороде давно припорошило сединой, глаза же, эти зеркала души, выдавали в нем человека, не верящего никому, да и не просящего самому себе верить. Беспокойное окружение его владений в лице германца Арнульфа, миланского графа, тех же докучливых сполетцев само собой заставляло Беренгария Фриульского держать наготове и меч, и казну.