Размер шрифта
-
+

Труды по россиеведению. Выпуск 3 - стр. 79

Если рассматривать эту проблему в плоскости господствующего ныне восприятия реальности сквозь призму двусмысленности и лживости таких норм, как Realpolitik и политкорректность, исключительно в плоскости интересов властвующих элит и, шире, в государственных интересах задействованных стран, то никакой, собственно, проблемы здесь давно уже не существует. Ни с той, ни с другой стороны.

Для России ее нет с тех пор, как после распада Советского Союза сформировалась и выявилась сущность ельцинско-путинского режима. Он сложился в ходе распада, но и на базе оставшихся от Союза ССР государственных институтов, его системы, способов и технологии властвования. С тех пор примирение между Россией и Европой на основе их интересов оформилось в виде негласного, неформализованного и, следовательно, не проясненного с позиций права, морали и нравственности консенсуса между ними, суть которого следующая.

– Мы (Россия) вам (Европе) будем поставлять сырье, энергоресурсы, нефть, газ. Кроме того, мы даже закроем вместе с вами глаза на ответственность западных демократий за мировые кризисы и войны в ХХ–ХХI вв. и за последствия этих кризисов и этих войн в нашем сегодня. А вы закройте глаза на наше (российское) понимание и нашу практику реализации свободы, собственности, демократии и прав человека. И сохраните тайну и неприкосновенность наших (правителей и владельцев России) авуаров в ваших банках.

Тогда проблемы действительно нет. Но в таком случае из всех многочисленных смыслов слова «reconciliation», внесенного в повестку одного из семинаров XXI Экономического форума, его лучше, точнее и полнее всего будет выражать синоним этого слова на иврите – киппур, термин иногда переводят на русский как «примирять», но по смыслу он означает нечто совсем иное – покрывать (имеется в виду: скрыть от кого-то грешника (или его грех)).

Что конкретно это означает применительно к России сегодня? Если исходить из реального содержания и смысла ее нынешнего примирения с Европой – на основе взаимных интересов, а вовсе не гуманистических ценностей? Что именно приходится при этом покрывать, прятать в тени, каких грешников или чьи и какие именно грехи требуется непременно скрывать? И возможно ли вообще взаимное умиротворение, избавление от демонов, от многочисленных скелетов в русских и в европейских шкафах, если скрывать смыслы наших отношений, а консенсусы выстраивать исключительно на интересах? Пусть эти консенсусы остаются такими, какие они есть – негласными, как правило, неформализованными и даже невербализованными, а потому зачастую и сомнительными, даже лживыми, а в итоге всегда хрупкими.

Страница 79