Труды по россиеведению. Выпуск 3 - стр. 43

А у нас? – Киевский вождеплеменной союз во главе с прибывшими из Скандинавии викингами-германцами в середине XIII в. с помощью татар развалился на три части. Западная ушла в Литовскую Русь, была отчасти европеизирована (в Киеве стоит памятник Магдебургскому праву, а вот в Москве – Лобное место, где столетиями казнили людей; задумайтесь об этом, возлюбленные современники!; ведь сегодня в центре нашей Родины лежит убийца в окружении своих учеников-негодяев, а чуть поодаль от них «вечная память» смертному месту). Эта часть Руси в общем не была под монголами. Северо-Запад создал уникальное народовластие (Новгород, Псков, Вятка) с разными идентичностями – своей собственной, русско-татарской, ганзейской. Восток Руси на 250 лет стал прочной частью Золотой Орды8. После ее разложения этот самый Восток во главе и в лице Москвы начал возрождение Монгольской империи. Это как раз и есть русский Ренессанс (я не шучу, а предлагаю вдуматься в смысл этой метафоры). За всем этим не хватало и не хватило сил на обустройство именно своего месторазвития. Однако кто точно назовет его – наше месторазвитие?

Поговорим о других «эссенциях» нашего исторического пути и современного состояния. Поговорим о том, что всегда считалось ключевым для понимания социальных порядков – власти и собственности.

В книге «Россия при старом режиме» Ричард Пайпс пишет: «В своем анализе я делаю особый упор на взаимосвязи между собственностью и политической властью. Акцентирование этой взаимосвязи может показаться несколько странным для читателей, воспитанных на западной истории и привыкших рассматривать собственность и политическую власть как две совершенно различные вещи (исключение составляют, разумеется, экономические детерминисты, для которых, однако, эта взаимосвязь везде подчиняется жесткой и предопределенной схеме развития). Каждый, кто изучает политические системы незападных обществ, скоро обнаружит, что в них разграничительная линия между суверенитетом и собственностью либо вообще не существует, либо столь расплывчата, что теряет всякий смысл, и что отсутствие такого разграничения составляет главное отличие правления западного типа от незападного. Можно сказать, что наличие частной собственности как сферы, над которой государственная власть, как правило, не имеет юрисдикции, есть фактор, отличающий западный политический опыт от всех прочих. В условиях первобытного общества власть над людьми сочетается с властью над вещами, и понадобилась чрезвычайно сложная эволюция права и институтов (начавшаяся в Древнем Риме), чтобы она раздвоилась на власть, отправляемую как суверенитет, и власть, отправляемую как собственность.