Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд - стр. 44
– И отнять ребенка? – наношу очередной удар, пока Туманов раскрылся. И отправляю его в нокаут.
– Договориться, – произносит хрипло. – Не получится забрать сына, так хотя бы добиться встреч. Ну и… обеспечивать его. В противном случае мне даже наследство завещать некому будет. Мое положение безнадежно, – тяжелый тон пропитан горечью.
Вместо надменного сноба передо мной – обычный человек, надломленный и растерянный. Совсем, как я, восемь лет назад…
О нет, Агата, нельзя жалеть мужчин! Как они никогда не жалели тебя…
Но разбитое и истерзанное, но по-прежнему широкое сердце побеждает в смертельной схватке с горьким жизненным опытом. Рука сама тянется к столу и накрывает сжатый кулак Адама. Из моих уст непроизвольно льются слова:
– Из любого положения есть выход, Адам, поверь мне, – забывшись на секунду, говорю откровенно. Невольно обнажаю собственную рану. – Когда одна дверь закрывается, открывается другая, но главное – её не пропустить. Жизнь сама подкинет решение, – слегка улыбаюсь.
Внезапно вспыхнувший взгляд мечется на наши сцепленные руки на столе, возвращается к моему лицу, останавливается на губах, которые я нервно облизываю. Взволнованно закусываю нижнюю и замираю.
Туманов подается вперед, наклоняется. Оказывается так близко, что наше дыхание соединяется. Аккумулируется, уплотняется. Достаточно одной искры, чтобы произошел взрыв.
Адам задумчиво смотрит на мои губы, долго и пристально изучает. Но потом вдруг хмурит брови, стискивает челюсти, начинает напряженно скрипеть зубами. И отводит взгляд. Словно сам себя не понимает.
Я – тем более…
***
– Мне клубничный, – тонкий писк прерывает наш с Адамом контакт. И очень вовремя.
Одергиваю руку, как от огня, откидываюсь на спинку стула и оборачиваюсь на Ксюшу, которая по-хозяйски следит за официанткой. Прищурившись, она наблюдает, как девушка снимает с подноса стаканы с молочным коктейлем.
– Они одинаковые, – по-взрослому, спокойно поясняет Макс.
– Адам специально так заказал, чтобы мы не ссорились, – хихикает раскрасневшаяся Василиса. Наверняка больше всех в детской зоне баловалась. В нее точно при рождении вечный двигатель встроили.
Туманов молча поднимается, обходит стол и садится напротив. Видимо, чтобы быть как можно дальше от меня. Я же, наконец, получаю возможность дышать полной грудью, не рискуя быть одурманенной его ароматом и поверженной неправильной близостью. Мне категорически не нравится моя реакция на этого мужчину. Нечто подобное я чувствовала лишь однажды, но второй раз по тем же стеклам не пойду.
Делаю вдох. Надеваю привычный панцирь. А все внимание – на детей.