Троя. Величайшее предание в пересказе - стр. 27
Суд
Шло время; мимоходом рассказав Эноне о замечательной красоте неведомого быка как о примере того, что чудес на белом свете куда больше, чем отыщется на склонах одной горы, Парис выбросил тот случай из головы. А потому более чем удивился, пробудившись вскоре после той встречи от приятного дневного сна, когда вновь упала ему на лицо тень; сел он, вскинув лицо к солнцу, притенив глаза ладонью, и увидел перед собой все того же юного гуртовщика.
– Ох ты батюшки, – проговорил Парис. – Надеюсь, ты не за венцом золотым явился уже?
– Нет-нет, – сказал Гермес. – Я пришел кое за чем другим. Принес тебе послание от отца моего Зевса – он зовет тебя оказать ему громадную услугу.
Изумленный Парис рухнул на колени. Теперь-то он разглядел – как удалось ему не увидеть этого в прошлый раз? – что лицо у юноши сияло так, как не бывает у смертных. И как не заметил Парис живых змей, что обвивали посох гуртовщика, – или крыльев, что трепетали у него на сандалиях? Это же Гермес, посланник богов, и никто иной.
– На что пригоден я, бедный скотовод и пастух полевой, Царю небес?
– Для начала встань-ка с колен, Парис, и идем со мной.
Парис встал и последовал за Гермесом через редкую рощицу. Бог показал на лужайку, испятнанную солнечными бликами, и Парис разглядел на ней три сияющие женские фигуры. Он тут же понял, что это бессмертные. Великие бессмертные. Богини. Олимпийские богини. Замер он, попытался заговорить – но сумел лишь пасть на колени.
– Ишь какой падкий, – проговорил Гермес. – Вставай, Парис. Твою искренность и незамутненное суждение признали выдающимися. Они нам сейчас нужны. Возьми это яблоко. Видишь, что тут написано?
– Я не умею читать, – проговорил Парис и зарделся. – Не научился.
– Не беда. Тут написано «Красивейшей». Тебе предстоит решать, которая из этих трех достойна получить это яблоко.
– Но я… я же просто…
– Этого желает мой отец.
Гермес все еще улыбался, но что-то в его голосе со всей ясностью сообщило: отказа он не примет. Парис взял яблоко в дрожащие руки. Оглядел три женские фигуры. Никогда прежде не видал он такой красоты. Энона его была прекрасна – сама дочь бессмертного. Полагал Парис, что никакая красота не сравнится с ее. Но он и о быке своем думал то же самое.
Шагнула к нему первая богиня. Он узнал ее по пурпурному шелку, павлиньим перьям в уборе на голове, по изящным скулам, по величию и горделивой царственности – это могла быть только Гера, сама Царица небес.
– Отдай яблоко мне, – проговорила Гера, подойдя близко и заглядывая Парису в глаза, – и обретешь владычество над всеми людьми. Царства и провинции по всему белу свету окажутся под твоим началом. Имперское господство, богатства и державность, каких не бывало ни у одного смертного. Твое имя прогремит в истории – император Парис, уважаемый, почитаемый и любимый всеми, подчинивший всех.