Троя. Величайшее предание в пересказе - стр. 18
– А, вот в чем дело… Твой друг Геракл никогда не рассказывал тебе о своей встрече с ее отцом?
– С Океаном?
– Нет, Фетида – нереида[32]. Все произошло, когда Геракла отправили добыть золотые яблоки Гесперид, то был одиннадцатый его подвиг. Он понятия не имел, где их искать. Нимфы реки Эридан подсказали ему найти Нерея, сына Понта и Геи. Но, как и Протей – да и вообще любые морские божества, – Нерей способен менять облик по своему желанию. Гераклу пришлось крепко стискивать старого морского бога в объятиях, пока тот превращался во всевозможных существ. Наконец силы старика иссякли. Он сдался и поведал Гераклу все, что тому было надобно знать. Дочка Нерея Фетида – такая же. Сдастся она лишь тому, кто удержит ее в тугих объятиях, сколько б ни превращалась она.
– Геракловой силы у меня нет, – промолвил Пелей.
– Но у тебя есть страсть, есть цель! – возразил Хирон, нетерпеливо притопнув копытом. – Что ты почувствовал, глядя на воду за кормой «Арго» и видя, как поднимается из глубин Фетида, – сильно ль то чувство, чтобы удержать ее?
– Сильно ль? – переспросил Пелей, а затем сам себе и ответил с удвоенной уверенностью: – Уж точно достанет в нем силы!
– Так отправляйся же на берег и позови ее.
Свадьба и яблоко
Вышел Пелей на берег Эгейского моря и стал звать Фетиду, пока не охрип. Со скал и гор медленно наползали на пляж тени, словно сумрачный прибой, по мере того как ГЕЛИОС на своей солнечной колеснице укатывался за спиной у Пелея на запад. Вскоре поплыла по небу над головой у него СЕЛЕНА, изливая лунной своей колесницей серебристо-голубой свет на мокрый песок у стоп Пелея. Все смотрел и смотрел он в черные воды и сипло выкликал имя Фетиды. И вот наконец…
Пригрезилось ли ему или действительно восстал вдали из волн бледный очерк? Кажется, все крупнее он…
– Фетида?
Приблизилась она достаточно, чтобы достать до дна ногами. Двинулась по песку к Пелею, и лишь ленты водорослей прикрывали ее глянцевитую наготу.
– Что за смертный дерзает звать меня? О! – Так быстро она оказалась рядом с ним, что он отшатнулся в страхе. – Я знаю это лицо. Ты однажды ночью осмелился вперить в меня взгляд. Что было в том взгляде? Он меня растревожил.
– То была… любовь.
– Ах любовь. И это всё? Мне показалось, я заметила что-то еще, чему не знаю названия. И все еще вижу это.
– Судьбу?
Фетида расхохоталась, запрокинув голову. Влажная шея, украшенная, как ожерельем, тонкой нитью водорослей, показалась Пелею красивее чего угодно, что повидал он на белом свете. Упускать возможность нельзя. Он ринулся вперед и схватил Фетиду за талию. Вмиг ощутил он, как развело ему руки, и соскользнули они. Фетида исчезла – в объятиях Пелея оказался дельфин. Стиснул Пелей дельфина так крепко, что кровь запела у него в ушах, и чуть не завалился он вперед: держал Пелей теперь осьминога. Следом возникли угорь, скат, медуза, тюлень – и сверх того столько всяких морских существ, что Пелей потерял им счет. Не желая поддаться отвращению от устрашающе странного своего занятия, закрыл он глаза, встал покрепче, поднатужился и хватку не ослаблял, ощущая всевозможно шипастое, скользкое, шелковистое и мягкое, пока не услышал вздох и вопль. Истощенная непомерным расходом сил, потребных на то, чтобы столько раз сменить облик, да еще и так быстро, Фетида сдалась. Когда Пелей открыл глаза, Фетида обмякла у него на руках, вся заалевшая, загнанная.