Троя. Герои Троянской войны. Книга 1 - стр. 92
Ахилл опустил глаза, потом вновь их поднял:
– Скажу тебе откровенно, Одиссей: на самом деле месть не дает ничего. Совершенно ничего. Возможно, мне сейчас легче, но только не от того, что я отомстил. А убивать... Мне – как, я думаю, и тебе – все это смертельно надоело. Но не ты и не я будем решать, сколько еще этому продолжаться.
– Это и так, и не так, – Одиссей смотрел в лицо герою с тем же неотступным вниманием. – И вот отчего я тебя удержал перед входом в твой шатер: дело в том, что тебя там кое-кто ждет. Я решился тайно привести этого человека в твой лагерь и укрыть у тебя в шатре. Кроме меня, один Антилох это знает: он сейчас там, с ним...
Ахилл вдруг почувствовал, как по спине пробежал озноб. Он знал, О КОМ говорит Одиссей, и очень боялся встречи, которой теперь, вероятно, было уже не избежать.
– Вижу, ты угадал! – воскликнул итакийский базилевс. – И понимаю, что ты, возможно, так долго не возвращался в лагерь, именно опасаясь этого... Но я не мог отказать в помощи старику, обезумевшему от горя. У меня ведь тоже есть сын... И я не знаю, что сталось бы со мной, если бы моего сына на моих глазах привязали за ноги к колеснице и проволокли, как тряпку, по земле.
Пелид резко повернулся к Одиссею. Его глаза так страшно сверкнули, что, при всем своем бесстрашии, итакиец отступил на шаг.
– Ты будешь судить меня?! – глухо спросил Ахилл. – Изволь! Сын есть и у меня, а у тебя не было и никогда не будет такого друга, каким был мой Патрокл!
– Я знаю и не осуждаю тебя, даже в мыслях! – воскликнул Одиссей с такой несвойственной ему горячностью, что Ахилл сразу поверил в искренность его слов. – Просто я пожалел старика, и знаю, что ты тоже пожалеешь его. Решай все сам. Я ухожу, Ахилл, и прошу тебя простить мою смелость. Царь Приам ждет тебя. И ты знаешь, что ему нужно: всего лишь то, что, быть может, еще осталось от тела его первенца, если осталось что-нибудь.
Сказав это, Одиссей повернулся и исчез в темноте.
Несколько мгновений Ахилл в полной растерянности стоял перед входом в шатер. Будь Гектор действительно мертв, Пелиду, возможно, было бы сейчас легче. Но что, в самом деле, должен он сказать человеку, пережившему из-за него боль, которую не всякий вынес бы, сохранив рассудок?
Внутри шатра горели, зажженные Антилохом, два высоких бронзовых светильника. Сам юноша стоял, прислонившись к центральной опоре, положив правую руку на рукоять меча. Его фигура была ярко освещена, тогда как человек, сидевший на низкой скамье, был весь в тени. Герой сперва не увидел ничего, кроме рук, свесившихся между коленей, сухих и безжизненных, желтых, как пергамент, со взбухшими синими жилами.