Трон Персии. Книга первая. Наставник - стр. 6
Оттого эти щёголи и презирали его облачение – во всей Персиде, да и во всей империи помнили, как не спасли роскошные одеяния нынешнего царя Мидии от позора, которое не смыло подлое убийство Мадия. Поговаривали, что Иштумегу самолично осёк голову вождю скифов, мстя за унижение, которому тот его подверг. Сам наполовину скиф, Тарш был по природе своей кочевником и чтил законы гостеприимства. Оттого и презирал Увахшт¬ру за совершённое, хотя и понимал его как государя. Гость свят, будь он даже врагом – уж коли пустил в свой дом и разделил с ним трапезу почитай его до тех пор, пока он не покинул твоё жилище.
Будучи частым гостем в греческом квартале, который более был похож на город, чем сам лагерь персов, Тарш всё-таки не любил это место. Вообще все города, с их узкими улочками, не дававшие дышать, с их грязью и вонью. Это тебе не горы, где никто не выскочит из-за угла незамеченным. Подумав об этом, Тарш поморщился. Рука невольно дотронулась до левого бока. Уже не болел, но память ещё была свежа. Он понятия не имел, кто и главное, за что его хотел убить и умер сам, так и не поведав причин.
Удар всё же был хорош – семь дней Тарш провалялся в горячке, сумев раненым добраться до дворца. Камбиз был так обеспокоен состоянием своего сотника и телохранителя, что прислал ему личного лекаря. Такой чести не удостаивался ни один из окружения царя. На восьмой день больной прогнал целителя, пообещав призвать на помощь Визарешу, если тот не уберётся со своими мазями и вонючими куреньями. А ещё через семь дней, даже не поблагодарив господина, отправился вновь искать приключений на то место, на коем обычно сидят.
Царь не обиделся, желая видеть в нём больше друга, чем слугу. Тарш был главным наследием, после престола, разумеется, завещанным ему отцом, которого он любил и почитал, как и полагается всякому персу, хотя и не старался быть на него похожим.
Тарш трижды спасал жизнь Курушу, подставляя свою грудь под удар, и один раз ему. Кто из царской свиты на такое способен? Никто. За это любимца царя и не любили. А ещё за острый язык. Он, как и положено персу, чтил три святых завета – почитай родителей, метко стреляй из лука и говори правду. С первым были сложности. А вот со вторым и третьим всё было в порядке. С луком он вытворял такое, что никому и близко не удавалось повторить. Это, похоже, было наследственным. А правду…
Правду он говорил даже царю. Не при всех, конечно. Что до остальных, то тут Тарш не стеснялся. Иной раз Камбизу приходилось выступать примирителем, когда его очередная шутка выводила свиту из себя. Двор вздыхал с облегчением, когда с каким-либо поручением царя фаворит убирался из Пасаргад.