Трон и плаха леди Джейн - стр. 67
Да мне уже не важно, дочь у меня будет или сын, живым ли родится ребенок или мертвым. Схватки идут беспрерывно, и такой силы, что я мечусь на постели, отталкивая своих помощниц, и требую, чтобы они уходили. Когда боль достигает высшей точки, я забываю, что это роды, и завываю изо всех своих оставшихся сил.
– Господи, Господи, помоги! – умоляю я снова и снова.
Милорда вызывают из конюшен, где он, очевидно для того, чтобы заглушить свою тревогу обо мне, осматривал пару недавно купленных ястребов. Он входит в родильную комнату, куда ни один мужчина не имеет права входить, но сейчас не время для подобной щепетильности.
– Как себя чувствует миледи? – спрашивает он со страхом, этот большой мужчина, которому здесь явно не по себе.
Я вижу его напряженное от волнения лицо. Женщины часто умирают в родах, и Генри до смерти боится, что потеряет не только своего долгожданного сына и наследника, но также свою жену и соратницу и, скорее всего, – я знаю образ мыслей моего Генри – надежды на родство с королем.
– Не очень хорошо, милорд, – отвечает повитуха на своем гортанном северном наречии. – Ребенок продвигается слишком медленно. Головка прорезалась, но какое-что препятствие мешает выйти всему тельцу.
Генри издает стон:
– Неужели вы ничего не можете сделать, во имя Господа?
– Могу, милорд, но это опасная процедура, которая может стоить жизни как матери, так и ребенку.
– Помогите! Помогите! – ору я. У меня такое ощущение, что меня рвут на части.
– И другого способа нет? – хрипло осведомляется Генри.
– Можно положиться на природу, милорд, но миледи слабеет с каждой минутой, и времени уже не остается.
Я снова кричу. Да помогите же!
– Что же это за процедура? – спрашивает милорд.
Вместо ответа, повитуха извлекает из своей огромной сумы длинный металлический прут с большим крюком на конце. Мельком взглянув на него, я в ужасе закрываю глаза. Слышно, как от страха у моего мужа перехватывает дыхание.
– Крюк вводят в чрево, милорд, и с его помощью пытаются вытащить ребенка. – Помолчав, она добавляет: – Это последнее средство, сударь. Но оно может покалечить мать, или дитя, или обоих.
С минуту милорд явно переживает внутреннюю борьбу, но как только я снова начинаю кричать, он кивает.
– Приступайте, – велит он.
Все кончено. Я лежу в забытьи на своей мокрой от пота и крови постели и знаю только, что все самое ужасное позади и можно уснуть. Я потеряла сознание от боли, когда они вытащили ребенка из моего тела, и ничего другого не помню. По крайней мере я осталась жива.
В изнеможении лежу на спине с поднятыми коленями и раздвинутыми бедрами. У меня внутри все болит и ноет, но никакого сравнения с той пыткой, которую я недавно перенесла. В изножье кровати суетится повитуха с тряпками и тазом с водой, и я ощущаю благодатную прохладу, пока меня намыливают и переодевают в чистое. Потом меня, едва осознающую, что со мной происходит, укладывают ровно и переворачивают с боку на бок, чтобы сменить постельное белье, а затем накрывают пахнущими свежестью простынями и одеялами, зачесывают мне волосы назад, убирая с лица, и оставляют отдыхать.