Троица. Будь больше самого себя - стр. 30

Дело не в том, что одни испытывают эмоции, а другие – нет.

Дело в том, чем они – «художники» и «мыслители» – движимы по преимуществу: или страстными подкорковыми структурами («художники»), или оценивающими ситуацию корковыми вычислениями.(«мыслители»).

Иными словами, в каждом из нас есть

• эмоциональные позывы, связанные с базовыми потребностями (а потребности и в самом деле базируются именно в подкорковых структурах нашего мозга),

• а есть и эмоциональные переживания, связанные с оценкой ситуации (и эту оценку производят как раз структуры префронтальной коры).

И то, и другое вроде бы «эмоции», но «эмоция» это ведь просто слово. Важно понять, какие именно нейрофизиологические процессы скрываются за тем или иным эмоциональным поведением человека.

Они же, действительно, могут быть преимущественно подкорковыми (у «художников»), но могут быть и корковыми (у «мыслителей»).

Впрочем, я вспомнил сейчас о Ричарде Дэвидсоне не только потому, что он избавил науку от ошибочных представлений о локализации эмоций в мозгу, но и так как он, между делом, выяснил ещё кое-что важное о нашей с вами социальности, то есть – о природе нашего «невротизма».

Поскольку взрослые люди научены контролировать свои эмоциональные состояния, Дэвидсон проводил множество экспериментов на совсем маленьких детях – их эмоции естественны и неподдельны, а потому были важны в рамках его исследований «эмоционального мозга».

Так вот, примерно через десять лет после получения тех результатов, о которых я уже вам рассказал,

Дэвидсон поставил эксперимент, в котором с помощью энцефалографа регистрировал реакции мозга девятимесячных детей на исчезновение матери.

Соответствующие датчики подключались к голове малыша в присутствии матери, потом ещё какое-то время она проводила со своим ребёнком, а затем – по заметной только ей команде экспериментатора – покидала комнату. Ребёнок оставался один.

Конечно, все без исключения дети не были в восторге от подобного поворота событий. Но их реакции, если опустить общую обеспокоенность, всё-таки были разными:

• одни дети принимались тревожно кукситься и рыдать,

• а другие – напротив, начинали с любопытством оглядываться по сторонам.

Проще говоря, одни переживали уход родителя, как психологическую травму, а другие – как повод заняться чем-то другим. То есть, для одних связь с матерью была чрезвычайно важна, а другие достаточно спокойно могли занять себя чем-то другим в её отсутствие.

Вот эта неготовность подменять взаимодействие с человеком какой-то другой деятельностью (которая напрямую не связана с другими людьми) и является типичной особенностью «невротика».