Трофей для хоккеиста - стр. 29
– Спасибо, что вы честно все говорите. Что-то можно сделать сейчас?
– Все, что можно, мы делаем, – заверяет меня врач. – Будем надеяться на лучшее. Хотите к ней? Проводить вас?
– Нет, спасибо, я сама.
Когда я тихонько приоткрываю дверь палаты, то первой вижу сидящую у бабушкиной постели сиделку Марину. И только потом бабушку – с сухим, тонким, поразительно спокойным лицом на белой наволочке.
– Спит, – шепотом говорит мне Марина, как будто я сама этого не вижу. – Здравствуй, Алиночка.
– Здравствуйте, – так же тихо отвечаю я.
Несмотря на то, что Марина мне с первого дня знакомства «тыкает», видимо, по причине того, что прилично меня старше, мне она нравится больше всех бабушкиных сиделок. Она румяная, бодрая, оптимистичная и всегда очень ласково общается с бабушкой, даже когда та совершенно не в себе.
– Как она?
– Давление вот подскочило, капельницу недавно только убрали.
– Да, про сегодня я знаю. А как она вообще в последнее время?
Пока Марина шепотом пересказывает мне хроники последней недели, я машинально подхожу к тумбочке у кровати и начинаю наводить там порядок. Выравниваю стопку книжек – бабушка раньше сама читала, теперь любит слушать, когда ей Марина читает. Даже если ничего не понимает, все равно слушает: наверное, просто сам ритм чтения и голос успокаивают.
Раньше здесь, кроме книг, лежал фотоальбом, я почему-то думала, что это поможет бабушке не забывать близких. Хотя бы меня! Но потом врачи попросили меня забрать альбом домой, потому что бабушка листала его и начинала нервничать от того, что не узнавала лиц людей на этих фотографиях.
– Бывают просветления? – спрашиваю я.
– Ну как, – Марина пожимает круглыми плечами. – Вчера вечером была спокойная. Называла меня Верой и просила забрать Олю из школы.
– Вера – это бабушкина сестра, – зачем-то поясняю я. – А Оля – моя мама.
Меня в бабушкином мире нет уже давно. Она ушла далеко в прошлое, и все ее прояснения сознания связаны именно с ним, с событиями двадцатилетней и тридцатилетней давности.
– Твоя мама? А где она? Не здесь живет? – с осторожным любопытством спрашивает сиделка.
– Умерла. Давно, – резко отвечаю я.
– Ох, Алиночка, – она так сочувственно на меня смотрит, что у меня сами собой начинают подступать слезы к глазам. – Бедная ты девочка! Ну хоть кто-то из родных у тебя есть?
– Есть, – я отворачиваюсь и достаю из верхнего ящика тумбочки стопку листов бумаги. – Бабушка.
– Ох тяжело как одной, – качает головой Марина. – Как же ты все это тянешь, бедная? Еще и в пансионате нашем такие деньжищи платить надо за содержание.