Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне - стр. 4

Там, как выяснилось, начался дождь. Едва выйдя за порог, Равич остановился.

– Вам в какую сторону? – учтиво спросил он, про себя твердо решив, что пойдет в противоположную.

– Не знаю. Куда-нибудь.

– Но вы ведь где-то живете?

Незнакомку будто передернуло.

– Туда я не могу! Нет! Ни за что! Только не туда!

Дикий, безумный страх заметался в ее глазах. Обычный домашний скандал, подумал Равич. Крик, брань, вот она и выскочила на улицу. Завтра к обеду одумается и как миленькая вернется домой.

– И вам совсем не к кому пойти? К подружке, допустим? Отсюда можно позвонить.

– Нет. Не к кому.

– Но куда-то же вам надо податься. У вас что, нет денег на гостиницу?

– Есть.

– Так идите в гостиницу. Их тут в переулках полно.

Женщина не ответила.

– Но куда-то вам нужно деться, – повторил Равич, начиная терять терпение. – Не оставаться же на улице под дождем.

Женщина поплотнее закуталась в плащ.

– Вы правы, – отозвалась она. – Вы совершенно правы. Благодарю. Обо мне не беспокойтесь. Куда-нибудь пойду. Спасибо. – Рука ее потянулась к горлу, сжимая воротник на шее. – Спасибо за все.

Она подняла на Равича измученные глаза и попыталась изобразить улыбку. Потом зашагала прочь, куда-то в дождь, неслышным, но решительным шагом.

Равич смотрел ей вслед.

– Вот черт! – пробормотал он, вдруг смешавшись. Он и сам не знал, в чем тут дело – то ли всему виной этот ее взгляд и улыбка эта жалкая, то ли пустынная улица и темная ночь, – но он вдруг понял: эту женщину, что уходит от него сейчас в дождливую мглу, как потерявшийся ребенок, он просто не может оставить одну.

Он нагнал ее.

– Пойдемте, – буркнул он почти сердито. – Что-нибудь сообразим.

Они дошли до площади Звезды. Ее лучистые контуры огромной снежинки тонули сейчас в моросящей завесе и казались нескончаемыми. Туман сгустился, и улиц, что разбегаются от площади лучами, было не видно. Перед ними раскинулась только сама площадь, широченная, с разбросанными тут и там тусклыми лунами фонарей и мощной каменной аркой посередине, чья громада, пропадая в мглистой дымке, казалось, подпирает собой насупленное небо, укрывая исполинскими сводами сиротливое, бледное и трепетное пламя на могиле неизвестного солдата, словно это последняя могила рода человеческого, затерянная среди безлюдья вечной ночи.

Они пошли через площадь напрямик. Равич шел быстро. Больно уж он измотан, чтобы еще и думать. Подле себя он слышал усталые, неуверенные шаги женщины, что молча следовала за ним, понурив голову, пряча руки в карманах плаща, – еще один трепетный, беззащитный огонек чьей-то жизни, о которой он ничего не знает, но которая именно сейчас, внезапно, посреди ночной пустынной площади показалась ему странно близкой, почти родной. Пусть она ему чужая, как и сам он чувствует себя чужаком везде и всюду, – но именно это и сближало их сейчас сильнее всяких слов и прочнее долгих лет постылой привычки.