Тришестое. Василиса Царевна - стр. 9

– …Ива-ан! Где вы? – продолжал гнусаво голосить Андрон, выискивая царевича по кустикам, по ложбинкам.

– Вот же напасть на мою голову! – Иван Царевич в сердцах брякнул бефф-бродом о земь. Шмат сала слетел с хлеба, на траву упал, а шустрые муравьи уж тут как тут. – Стой! Мое это! – И не успел Иван прихлопнуть сало руками, как понеслось оно невесть куда на сотне быстрых ножек. – Да что же это такое, в самом-то деле!

– Вот вы где, вашество, – выскочил из-за дуба Андрон и упер полные ручки в коленки, отдуваясь. – Я вас по всему Тришестому ищу. Обыскался уж весь.

– Чего ты? – недовольно буркнул Иван Царевич, завязывая остатки обеда в узелок.

– Обыскался, говорю. А вам что послышалось?

– Не твое дело. Чего надо, то и послышалось.

Андрон похлопал сальными глазками и не нашелся что ответить. Царевича он побаивался. Был царевич не так прост, как отец его великодержавный, и с ним приходилось держать ухо востро.

– Ну, чего тебе? – грубо осведомился Иван Царевич, поднимаясь с травы и недовольно отряхивая руки.

– Царь-батюшка вас кличет, – ожил Андрон. – Срочно. В ярости они, негодуют, значить.

– С чего вдруг? – вздернул левую бровь Иван.

– Да все с того, вашество, все с того, – противно захихикал в кулачок Андрон. – Так что поспешите.

– Поспешим, поспешим, – заверил Иван Царевич.

Андрон продолжал снизу вверх преданно поглядывать на царевича, будто еще чего ожидал.

– Ну? – не вытерпел тот. – Что еще?

– Приказаний жду, – елейным голоском промурлыкал Андрон, перебирая пальчиками петельку на кафтане.

– А коли так, то, как наш батюшка говорит: пшел отсендова!

– Слушаюсь! – подхватился Андрон и скачками понесся прочь, петляя меж кустиков.

Иван Царевич долго глядел ему вослед, потом вздохнул, закинул узелок на плечо и зашагал к дому. Не к добру все это, ох, не к добру…

В полутемной комнатушке, гордо именуемой тронной залой и освещаемой лишь скудными лучами солнца, проливавшимися сквозь два узких стрельчатых окна на потемневшие от времени бревенчатые стены и скрипучий дощатый пол, на троне, установленном у дальней от дверей стены, гордо восседал царь Антип. На почти лысую его голову была косо нахлобучена довольно скромная золотая корона. Посох царский стоял рядышком, прислоненный к спинке трона, а сам царь-батюшка сухонькими ручками, покрытыми пергаментной кожей, кутался в некогда богатый парчовый халат, порядком вылинявший и кое-где поеденный молью. При этом царь Антип зябко ежился от любого дуновения ветерка. В зале бывало прохладно даже летом, словно в подполе, но тут уж, как говорится, ничего не попишешь – деревянное зодчество, чтоб его! Ноги царя-батюшки, обутые в новенькие красные и скрипучие сафьяновые сапоги, нетерпеливо отбивали сбивчивую дробь.