Тришестое. Василиса Царевна - стр. 33
– Дурвак! Проство цваревна.
– Ага, дурак, как есть, – промямлил Андрон заплетающимся языком.
– Толькво твы об этвом и знаешь. Цваревна-то наствоящая в болотве остванется, а я замест ее за Иквана замуж квыйду. А твы при мне будвешь, понял?
– Ага, понял. А зачем?
– Чтво – зачвем?
– При вас зачем, государыня?
– Слугвой, дурвень! Чвин получвишь квысокий.
– Чего? – разинул рот Андрон.
– Чвин!!!
– А-а-а! – смекнул наконец Андрон, в мгновение ока приободрившись. – Так энто мы завсегда пожалуйста. Это мы могём!
– Ну квот, наквонец-тво! Да смотри у меня, толькво про Квасилису наствоящую ляпнуть квому не вздумай.
– Да чтоб я! Да ни в жизь! – порывисто вскочил Андрон. – Тьфу на нее. Тьфу, тьфу!
– Молодвец! – похвалила лягушка. – А твеперь слушай сюдва…
Пока Квака Кощеевна с Андроном Не-знам-каким планы свои коварные строили да замыслы подлые вынашивали, а Иван Царевич, хмурее тучи, по лесу бродил, под кустики, за деревца заглядывал, стрелу свою сыскивал, оглянемся на дворы боярский да купеческий, куда стрелы Данилы и Козьмы угодили.
Повезло шибко в тот день боярину Трофиму, о чем молился боярин без устали, руки не покладая. Только присело семейство многочисленное Трофимово за стол отобедать, как слышат, шмелем чего-то гудит, и все сильнее и ближе. Головами закрутили, понять не могут, откуда звук такой странный исходит, а уж непонятность – она тут как тут. Ухнула стрела в растворенное настежь окошко, кокошник старшей дочери Глафиры насквозь пробила и пригвоздила его к столу посредь солений всяких и блюд аппетитных. Тут уж домочадцам Трофимовым не до куропаток жареных, почек верченых да свинки, яблоками обложенной, стало, не говоря уж о разносолах. На кого икота напала, кто со скамьи рухнул в беспамятстве, а у кого сил достало, тот под стол забрался. Бабы, которых обморок не взял – те голосить принялись. Носятся туда-сюда, будто ошпаренные, визжат, руками машут. Мебель ходуном в доме ходит, сторонится, крынки с тарелками по полу скачут. Свинка – бок жареный яблоко из пасти выронила, под шкап схоронилась, почки по углам разбежались, куропатки в окна повыпрыгивали на радость псам дворовым.
Слуги прибежали, кто с ведрами, кто с дубинами и метлами, а один даже с самоваром наперехват. Стоят в дверях, сообразить пытаются, с чего переполох такой поднялся. Но в забаву боярскую не встревают, боязно – вдруг не потрафишь чем?
В общем, суета радостная охватила хоромы Трофимовы. Одна Глафира сидит на своем месте, макушку щупает, в толк взять не может, как жива осталась, и кто такую подлость сотворить с ней удумал. Никак, месть чья? Мало ли у ей парней всяких было – ух, падкая до них Глафира была, аж саму жуть брала! С одним погуляет, потискается, бросит – и к следующему бежит, а глаз уж на третьего поглядывает – засматривается.