Тришестое. Василиса Царевна - стр. 18

– Правильно глаголете, – согласился царь-батюшка. – Куда ж это годится? Бояре – и десятину. Зачеркни! – приказал он мальчишке.

Тот лихо макнул пером в чернильницу, смахнул с него лишек и вычеркнул, чего требовалось.

– Уф-фу! – разом выдохнули бояре.

– И впиши: державную боярскую осьмушку – так даже краше звучит! Перепиши начисто и подай мне, а я уж росчерк завитой наложу.

Хлоп!

Это, значится, с Филимоном обморок чувственный приключился, да не ясно только на радостях али с печали. Остальные бояре сползли со скамьи на колени.

– Помилуй, царь-батюшка, да за что ж енто?

– Как, за что? – подивился царь Антип. – Харчи государственные жрете? Жрете! Платья новые требуете? Требуете! Охрану мою пользуете? Пользуете! К тому ж вози вас, мордоворотов, на повозках царских туды-сюды, будто безногих каких. Да и пристало ль мне брать с вас, таких важных бояр, вшивую десятину, как с холопа последнего. Я уж грешным делом подумываю, не четвертным ли вас обложить.

Хлоп!

Это едва пришедший в себя Филимон вновь затылком к полу припал.

– Не губи, царь-батюшка! – возопили остальные бояре.

– Э-э, да будет вам стенать. – Царь Антип подмахнул не глядя подсунутый ему начисто переписанный указ и возвернул перо мальцу. – В приказ!

– Слушаюсь! – Мальчишка скатал лист и кинулся вон из тронной залы.

– А теперича заглянем в заптрашний день.

– Что еще, царь-батюшка?! – застонали бояре, ломая высокие шапки.

– Да сядьте вы ужо, – зевнул царь Антип. – Чего рты-то пораззявили? И энтово припадошного с полу подымите. Неча мне полы кафтанами протирать. Не в дикой стране, чай, живем – в либеристической! – гордо закончил царь-батюшка.

Дума насилу взгромоздила на скамью боярина Филимона, прислонила к стеночке, чтоб в бесчувствии обратно на пол не сполз, и пристально, с опаской, уставилась в рот царю Антипу, что-то тот еще измыслит – крут у них царь-батюшка, как ни верти.

– Что ж молчите, бояре? Али языки проглотили?

– Слово боимся молвить, царь-батюшка, – подал голос боярин Семен.

– Чего так?

– Дык, невесть чем слово-то оброненное обернуться могёт.

– Истину глаголешь, Потапыч. А посему слушайте, чего я измыслил, коли у вас своих мыслей, словно в отхожем месте карасей.

– Ох, чует мое сердце… – помял ладонью грудь слева боярин Трофим.

– Цыц, борода! – пристукнул посохом царь Антип. – Значится, порешил я следующее: стар я ужо, власть надобно кому передать, да меж сыновей выбрать духу не хватает.

– Как же так, царь-батюшка? – всполошились бояре. – Да на кого же ты нас…

– Совсем умом тронулись али как? Я о приемнике им толкую, а они ужо хоронить меня вздумали.