Триптих откровения - стр. 15

…Но через два года, когда буровая бригада вела разведку на руднике Белоусовка, отец встретил мою матушку, которая была и внешне красива, и по характеру непохожа ни на одну из его подружек. Было в ней какое-то неповторимое своеобразие и одновременно подкупающая наивность. Отец пришёл к родителям и сосватал её. Девушка тогда работала в гостинице рудоуправления. За ней ухаживал шофёр Костя, но «от него сильно пахло бензином», говорила она, и это ей не нравилось. Зато Андрей был «весь из себя» – видный, аккуратный, а главное, уже опытный в обращении с подружками. Ей как раз исполнилось восемнадцать лет, они оформили брак, и она стала его женой.

…А сейчас я танцевал лезгинку, но, по-чеченски: почти не двигался на носках, зато усердно вколачивал свои пятки в землю под выкрики «асса!» Танцевал так, как танцевали её чеченцы, живущие у нас в Белоусовке. Ещё я спел две английские песенки, которые разучивали в школе. Все были уже пьяные, ведь гуляние длилось целых три дня. Мой приезд был только поводом для организации застолья. Там у геологов так принято: была бы только причина собраться.

А отец пел:

Я немало по свету хаживал,

Жил в таёжных безлюдных местах –

И повсюду бурил скважины,

С молотком проходил в руках.

И в пределах седого Урала,

В кишлаках азиатских степей,

Где и ваша нога не ступала,

Там бурил уже недра Андрей.

… «Ну, застали в страстных объятьях немца и русскую женщину в укромном месте, хотя этого делать почему-то было нельзя, даже и при обоюдном согласии, если государства находятся во враждебном противостоянии. А насиловать в военное время можно? Разумеется, нет, хотя это происходит».

.

Такие мысли теперь постоянно мне приходят на ум. Правда, сейчас это общие рассуждения. Меня же интересует в первую очередь мотив, по которому отец расправился с «преступниками». «Где и ваша нога не ступала, там бурил уже недра Андрей». «Да вот же она разгадка, – подумал я, – так бахвалиться и заявлять о себе, да ещё публично, в лучшем случае – не скромно. Может, и тогда ему захотелось «выпендриться», и он устроил публичную казнь, зная, что всё сойдёт с рук».

…Мы сидели вдвоём с ней на брёвнах – пьяные, и она жаловалась мне на отца. На то, какой он неугомонный бабник: «Не считается даже с тем, чья это жена. Год назад его застал со своей женой лучший друг – сменный мастер Григорий. Помню, пришёл к нам домой и говорит: – Андрей, возьму сейчас топор и отрублю тебе голову прямо здесь на глазах у твоей жены. «А он что?» – спрашиваю. – Сидит и молчит. Ничего не говорит. Сидят друг перед другом, между ними на столе бутылка, и выясняют отношения. «Слушай, Юра, не зови меня Марией Ивановной, зови просто – тётя Маруся». Об этом она всё время в промежутках беседы меня просила…