Трио для миллиардера - стр. 4
Во всяком случае, болтавшие друг с другом детки ничего даже не заметили. Только Ода что-то заподозрила и с беспокойством спросила, когда я собралась выйти из машины:
- Мамочка, ты куда? Всё в порядке?
У меня не было сил отвечать, и я просто кивнула головой. Потом на полусогнутых ногах вышла. Подходить к кроссоверу было страшно. Я боялась увидеть труп. К счастью, следом за кроссовером со стороны Франкфурта ехала ещё одна машина. Автомобиль остановился.
Из Фольксвагена серого цвета вышел типичный немец – светловолосый мужчина лет 50, с брюшком, среднего роста, немного заторможенный. Он спросил, не пострадала ли я, и, переваливаясь, как утка, двинулся к кроссоверу. За ним, еле передвигая ноги, двинулась я.
Кроссовер левым боком приложился к могучему старому дереву. Немец (хоть я и сама по маминой линии немка, но коренных жителей Германии упорно называю немцами, ведь все, кто родился, вырос в России, немцы как бы наполовину) немного убыстрил шаг и, подойдя к кроссоверу, рывком распахнул переднюю дверь со стороны пассажирского сиденья.
К счастью, дверца не была заблокирована. В противном случае без службы спасения мы бы не обошлись. А в таких вещах счёт порой идёт в буквальном смысле на минуты.
Водитель привалился к другой дверце и находился без сознания. Немец залез на сиденье, пощупал пульс. Затем вынул из кармана брюк телефон. Я догадалась, что он хочет вызвать скорую с полицией, и предложила, чтоб я осмотрела пострадавшего, поскольку я медик.
Подобно всем жителям Германии, повстречавшийся мне на дороге бюргер не отличался разговорчивостью. Поэтому он даже не удосужился сказать, пульс прощупывается, или нет. А я сама спрашивать побоялась.
Немец недоверчиво посмотрел на меня, но всё же убрал свой телефон в карман и уступил мне место. Я поняла, что водитель жив.
Не знаю, сердце стучало так сильно в моей груди от волнения, чувства собственной вины, или оно предчувствовало встречу с отцом моих детей? Но только я не удивилась бы, если в тот момент, когда я увидела лежащего без сознания Сафарова, сердце выскочило бы из моей груди. Мне стоило немалых трудов заставить себя делать то, что следовало в этой ситуации. А это было так непросто!
Эльдар, или как я его называла – Дар, полулежал на сиденье, привалившись левым плечом к дверце. Чёрные брови были сведены на переносице, между ними залегла знакомая до боли продольная морщинка, лицо бледное. Он почти не изменился, хотя, пожалуй, возмужал.
Я смотрела на Дара и не могла насмотреться. Это было невероятно, что спустя годы мы с ним вновь встретились за тысячи километров от места нашей первой встречи.