Тринадцатая жертва - стр. 32
– Пожалуйста! – рыдала девушка. – Я все для вас сделаю! Все, что скажете!
Темные губы тронула улыбка. Бездушная и скупая. Словно ножевая рана в нижней части лица. Набор мускульных усилий лицевых мышц, не отражающий эмоций. Вероятно, так улыбались нацистские врачи, проводя бесчеловечные эксперименты над узниками концлагерей.
– Мне ничего не нужно от тебя, дитя мое! Только смирение и готовность принять уготованную тебе участь.
Он взмахнул скальпелем, откуда-то сбоку заиграла музыка. Скрипки и унылая виолончель.
– Франц Шуберт, – сообщил человек. – Печальный и скучный австриец, основоположник романтизма. Умер в тридцать лет, но успел сотворить гениальную музыку.
Он бесцеремонно оттолкнул босой ступней льнущую к его ногам огромную крысу.
– Тебе тоже предстоит внести вклад в вечность, дитя…
Острие коснулось обнаженной груди, готовый исторгнуться из горла крик умолк. Человек вонзил взор своих бездонно-черных глаз в лицо пленницы. Воля ослабла. Так выходит воздух из проколотого мячика. Девушка молчала, часто трепетала жилка на ее горле.
– Ну, вот и все! – все тем же бесцветным голосом произнес человек. Он полюбовался плодами своего труда. Кровь сочилась из порезов на юной девичьей груди, голова безвольно упала на грудь, спутавшиеся волосы, бывшие когда-то белокурыми, свисали как неопрятная пакля.
Человек нагнулся, протянул руку, большая крыса как ручная собачка доверчиво уткнулась скошенным рыльцем в пальцы. Девушка застонала, дрогнули ресницы. Она постепенно приходила в чувство.
– Тебе уготована великая миссия! – человек придал голосу оттенки нежности. Получилось фальшиво, словно неумелый актер репетирует сцену в любительском спектакле. – Дар вечности достижим путем страданий. Видишь? – он повел головой в сторону красного огонька камеры, – Жизнь не заканчивается с последним вздохом, это лишь этап на пути преображения.
Он взмахнул рукой, где-то далеко зашумело. Человек неторопливо двинулся к выходу, загребая босыми ступнями воду.
Боль, до сего момента, приглушенная действием наркотика, вводимого ей в вену, и гипнотического воздействия взгляда незнакомца, пробудилась как медведица посреди зимней спячки, и впилась в тело тысячами острых зубов. Словно копошащиеся возле ног крысы начали поедать ее заживо. Она закричала. Дверь захлопнулась. Где-то далеко послышался нарастающий гул, – так шумит прибывающая вода. Озабоченно пища, крысы покидали сухой пятачок, на котором находился стул с пленницей, и прыгали воду. Плыли грызуны проворно. Сознание мутило от ужасной боли. Этот шум неспроста! Скрипнул металл, словно неподалеку открылся шлюз, потоки воды хлынули в помещение. Огонек камеры погас.