Тридцать три поцелуя на десерт - стр. 28
Месяца три или четыре.
Второй срыв у Роберта случился, когда ему показалось, что я заигрываю с нашим курьером. Выждав подходящий момент, он затащил меня в свой кабинет, где, словно полоумный, сверкая глазами и рыча, принялся рвать на мне одежду. Боюсь представить, чем бы всё закончилось, если бы дедушка Суини не вернулся в лавку и не помешал своему сыну совершить насилие.
Самый старший из Суини был чудесным человеком. Сильным, добрым, заботливым. Он вырастил троих детей, женил сыновей, дочь выдал замуж, дождался внуков. И, увидев в тот день, во что превратился его старший из сыновей, упал с сердечным припадком.
Это тут же отрезвило Роберта. Позабыв обо мне, мужчина побежал за целителем для отца, а я, спрятав под плащом разорванное платье, решительно отправилась за стражником. Сказать честно, с жандармами я не очень дружила, но и спускать Роберту с рук то, что он едва меня не изнасиловал, не хотела.
В жандармерии был самый настоящий цирк с конями, и пожилой жандарм с лохматыми бакенбардами, пыхтя от усталости, взмолился:
– Милая барышня, я правильно понял, что насилия не случилось?
– Предлагаете подождать, пока случится? – насупилась я.
– Воля ваша! Нет, конечно. Но сами видите, какой у нас сегодня тут бедлам. Свадебного мошенника задержали. С поличным взяли подлеца, а невеста и её родные ни в какую не хотят нам верить, притащились в участок всем табором. Ну, что я объясняю? Вы же не слепая. Давайте так. Ступайте сегодня домой, отдохните, успокойтесь, а завтра утречком уже возвращайтесь. Часиков в восемь, в это время у нас обычно тихо, как на кладбище. Я заявление у вас приму, расскажу, как оно дальше будет. Договорились?
Я нехотя кивнула. А что мне ещё оставалось?
А вечером ко мне заявился Роберт с огромным букетом белоснежных роз.
– Жене своей этот букет отнесите, – проговорила я, поглядывая с опаской, но всё же понимая, что при матери и сёстрах он не отважится на насилие. – А лучше верните цветочнице. Когда вас упекут в каталажку, ей понадобится каждая монета.
– Я люблю тебя, – мрачно признался он. – Так сильно, что сам пугаюсь.
– Уходите немедленно!
– Я ведь рано женился. Она была дочерью папиного друга. Они всегда мечтали породниться и…
– Зачем вы мне об этом рассказываете?
– Она сухая. От неё же слова доброго не добиться. Глаза, как у рыбы. Но у нас трое детей, и я не могу её бросить. Хотя, видят Предки, ни о чём так не мечтаю, как о том, чтобы её не стало. Тогда мне не пришлось бы унижать тебя статусом любовницы, а сразу назвать женой.
Кто-то из сестёр, подслушивающих из коридора, громко ахнул, а я закатила глаза.