Размер шрифта
-
+

Три жизни одного из нас - стр. 24

При этих словах Карцев недоверчиво воззрился на Палыча: Лидия Игнатьевна была самой милой, тишайшей, интеллигентной пожилой работницей в камеральной партии.

– Да, да, Сереженька, не лупай глазками. Была! – играл бровями Бутусов. – Ты тут без году неделя и ни черта еще не понял. Тут, брат, такие страсти кипели… И сейчас иногда пробулькивают, хотя у большинства годы уже не те. Теперь вы вот на сцену выходите, вам и карты в руки…

– Ну, а Татьяну Петровну он пробовал забороть? – задал сокровенный вопрос Карцев. – Она ведь у вас лет десять работает?

– Вот здесь никто толком ничего не знает, хотя слухи разные ходят. Например, что пробовал, но она его поборола – то ли силой, то ли словом, то ли взглядом… А еще: что она его заворожила, подчинила своей воле… Ведь раньше секретарши у него не задерживались: или сами уходили, или он их увольнял, к чему-то придравшись.

Все эти россказни на мгновенье ожили в мозгу Карцева и тут же исчезли. Надо было собраться, стать хладнокровным, рассудительным.

– Ну, Сергей Андреич, как съездил в наш центрик, поделись успехами, – бодряческим тоном предложил обычно суховато деловой Шумяцкий. Карцев на секунду вгляделся в его бледное щекастое грушевидное лицо ("Как у Филипа Нуарэ", – давно определил он) и, задавив ненужную иронию, начал свой в меру пространный отчет. Шумяцкий по ходу задавал вопросы, что-то требовал уточнить, Потапов же сидел молча, неподвижно, но его тяжеловесное внимание ощущалось Карцевым почти физически.

Наконец доклад был окончен. О предложении Анны Григорьевны Карцев, естественно, не обмолвился, но в продолжение всего разговора опасался, что именно оно стало причиной повышенного внимания к нему начальства, что они каким-то образом о нем узнали.

– Что ж, Сергей Андреич, – неожиданно пророкотал со своего кресла "хозяин", – ты со своей работой неплохо справляешься. И язык у тебя подвешен и грамотешка чувствуется. Надеюсь, в будущем ты и с другой работой справишься, поответственнее. Иди пока, продолжай работать.

– Что, черт подери, он имел в виду? – яростно вопрошал себя Карцев, устремляясь по длинному коридору. – Какую-такую ответственную работу? И где? Все же разнюхал? И как мне теперь поступить?

Минуя свой отдел, он вышел во двор и уселся на давно облюбованный чурбак, под цветущую вишню. Густой аромат обволок его и стал мягко убаюкивать. Незаметно все беспокойство в нем улеглось, наступила ясность, осознание необходимости "держать паузу". А запах все лился и лился в его жадные ноздри, кружил голову…

«Будет ласковый дождь, – зазвучал в нем пафос Бредбери, – будет запах земли, щебет юрких стрижей от зари до зари, и ночные рулады лягушек в прудах, и цветение слив в белопенных садах…»

Страница 24