Размер шрифта
-
+
Три поэмы. В критическом сопровождении Александра Белого - стр. 16
Фамилии своей не находя;
Как на фронтоне, тайно от народа,
Кивнул ему бескрылый серафим
И черные чугунные ворота
В последний раз захлопнулись за ним;
Как повзрослело сердце первой раной,
Как завершился в жизни первый юз
Короткой и тревожной телеграммой:
«Не поступил, но на год остаюсь».
И снова боль.
И снова в сердце жженье…
Все очень худо.
Хорошо одно:
Что разговор с тобой – предположенье,
Несказанного слышать не дано.
А знай ты это —
Я бы не помешкал:
Лицом к лицу —
И палец на курок,
Чтоб ты не вздумал осквернить усмешкой
Тот самый первый жизненный урок.
Висит луна над горизонтом серым,
Влюбленных безответная раба.
Притихло все.
Лишь где-то за карьером
Клокочет водосточная труба.
Захлопнул ставни домик на отшибе,
Под легким ветром скрипнула доска.
Рожденная в дневном гусином шипе,
В сырую темень выползла тоска…
А ночь зовет к непознанным глубинам
Дымками легкой перистой шуги,
И тонут в воркотаньи голубином
Не по летам тяжелые шаги.
А в небе – тыщи звездных многоточий.
Ты, ночь, до точки говорить могла б.
Что ты скрываешь?..
Ну, спокойной ночи,
Прости за беспокойство, эскулап.
5
Темным-темно.
И только печка пышет
Голубоватым медленным огнем.
Давным-давно
Уехал и не пишет,
А ты все жди, а ты грусти о нем,
Когда лежит над миром ночь такая,
А ветер в окна – память вороша,
А ветер, ни на миг не умолкая:
– Ты хороша!
Ты очень хороша!..
Разносит эхо далеко-далёко
Тоску нестройных птичьих голосов.
А может, то
Не журавлиный клёкот,
А уходящей молодости зов?..
Четвертый час по голым веткам сада
Холодный дождь не устает частить.
А может быть…
А может быть, не надо
Ни ожидать,
Ни думать,
Ни грустить?
А может, просто —
Сердце взять и бросить
Навстречу искрам нового огня,
Вот в эту осень,
В золотую осыпь
Назойливую память оброня?..
На тыщи лужиц лунный свет дробится.
Промозглый мрак все гуще, тяжелей.
Ты слышишь, почта —
Надо торопиться!
Ни сил и ни стараний не жалей!
Я не хочу, чтобы дозрела драма,
Я за героя своего боюсь!
Стучат.
– Войдите! Кто там?
– Телеграмма!
«Не поступил, но на год остаюсь».
6
Над целым миром стынет синь сквозная.
Льнет воронье к седому кедрачу.
– Год впереди. Как будешь жить?
– Не знаю.
– В слесарный цех пошел бы.
– Не хочу.
Поземки пряжа, тоньше паутинки,
Течет и обрывается вдали.
Изношены последние ботинки,
Истрачены последние рубли.
И ветер, сжалясь, пал к ногам и замер.
– Скажи, поэт, за что же я побит?
Пусть я не помню,
Сколько в сердце камер,
Зато я знаю,
Сколько в нем обид.
И знаю так, как знают колкость ости,
Как застарелым ранам знают счет.
Я б, может, стал
Таким врачом со злости,
Каких на свете не было еще.
Себя до капли выжму, как мочалу,
Страница 16