Три Л. Том 2. Люди - стр. 30
На секунду в зале повисла тишина – люди осмысливали «невинный» вопрос ребёнка. А потом раздалось в полном смысле слова ржание – не смех, не хохот, а именно ржание. Мишка, скорчившись, чуть ни бился головой о стол, успев, правда, подложить ладонь. Но ещё более дико было смотреть на падре Марко – откинувшегося в кресле так, что оно едва не опрокидывалось, покрасневшего, задыхающегося, с катившимися по дряблым щекам крупными слезами. Всё же священник быстро взял себя в руки и, вытирая лицо большим платком, выдохнул:
– Устами младенца глаголет истина! Я принял обет, не зная женщины, семнадцатилетним, и сделал бы это снова. Но я знаю, от чего отказался! Это моя жертва Господу, а не отказ от естества или бегство от проблем. Так что помолчите… или на самом деле идите к хирургу.
– А я вам гвоздик подарю, золотой, – глядя в потолок, непонятным тоном протянул немного успокоившийся Мишка.
– Хватит! Объявляется перерыв на два часа! – У Ван встал. – Нашим молодым экспертам и мадам Елене нельзя пропускать лечебные процедуры. Остальным советую внимательно перечитать материалы по големам. После обеда продолжим работу. Официальную одежду при желании можете сменить на повседневную.
В коридоре расстроенный Мишка подошёл к мальчишкам:
– Простите. Понимаю, отвратительно вышло, но я смеялся не над вами!
– Ничего. – Шери дружески, и в то же время стараясь не упасть, взял его за руку. – Мы поняли. А причём тут гвоздик?
Мишка смущённо оглянулся на слегка сердитую мать, потом на порозовевшую Лену и посмеивающуюся Катю, и, кхекнув, объяснил:
– Раньше тоже ценили бесполых рабов, ну и отреза́ли им всё. А чтоб не зарастало и можно было по нужде ходить, гвоздик вставляли…
– Ну ты и!.. – расхохотался Родионыч, который молчал всё время утреннего заседания, а теперь сбрасывал накопившееся напряжение. – Послал его, так уж послал! И ведь идеально прилично!
– А вот насчёт неприличного, – повернулась к мальчишкам тётя Аня. – Откуда такие слова? Не стыдно?
– Нет! – Шери очень взросло взглянул на неё, потом обернулся:
– Лена, ты же всё это видела и слышала. Иначе назвать то, что там было, нельзя, да и та медсестра так всё это и называла. От неё мы и услышали и это слово, и… как она тебя оскорбляла.
Лена слегка побледнела, стараясь идти по коридору ровно и не держась за стены. Лёшку пронзило болью: он-то всё время думал, что это он насмотрелся у Кэт всякого. А что было с Леной? Унизить словом можно точно так же, как и делом, да и та гулящая девица наверняка не стеснялась ни Лены, ни детей.
Пока он обдумывал услышанное, все подошли к своим комнатам, и Лена обернулась к мальчишкам: