Три Л Том 1. Големы - стр. 19

– Ну что, профессор, будете менять пелёнки? – Чей-то смех. Телу странно: сначала очень тепло, но не всюду, а потом холодно и мокро – это ещё одно, прежде абстрактное, слово, ещё одно ощущение. И ещё ему вдруг хорошо, легко стало.

– Где простыни? Помогите его поднять. Да держите же его руки, он ещё не умеет контролировать движения. Где подгузники?

Устал, слишком много всего. Хочется спать.

Свет, неясные образы перед глазами, знакомые голоса.

– Ну как он, Лев Борисович?

– Хорошо. Будешь делать массаж?

Тишина, короткое прикосновение.

– Что с тобой, милая?

– Не могу. Сейчас. Он – не они. Не могу. – Вздох. – Всё. Где крем?

Знакомое прикосновение. Но почему-то не приятно, а обидно. Почему «он – не они»? Есть кто-то ещё? Лучше?

– Ай!

– Лена, ты в порядке?!

– Да, только синяк, наверное, будет. У него тяжёлая рука.

Проступающий на светлом фоне силуэт. Приближается. Можно рассмотреть.

– Ну что, малыш, как сегодня себя чувствуешь?

Это Его голос. Значит, и лицо Его? Дотронуться.

– Тихо, тихо. Ты так мне глаз выбьешь. А ты молодец, за три дня научился видеть.

С каждым пробуждением он узнавал что-то новое. Вот рука перед лицом. Это его рука, и её можно рассматривать и даже взять в рот. Вот потолок, стены. Они наполовину закрыты белым, которое называют «шторы». Выше штор стены прозрачные, и видно, что потолок тянется дальше, дальше. И на нём яркие пятна, дающие свет. Вот шкафчик, в нём разные вещи: то, что стелют под него, называется «простынки», то, что надевают на него – «подгузники». Это слово ему не нравится, оно смешное и обидное, хотя никто не смеётся и не хочет его обидеть. Надо что-то сделать, чтобы не надевали подгузники, но что – пока непонятно.

Вот медсестра. Она всегда сердится, когда приносит подгузники и кладёт их в шкафчик. А если никого рядом нет, она так странно смотрит на него, словно что-то хочет. И ещё она приносит еду. Но кормит его только Он. Его зовут сложно, но можно придумать что-то своё. Па. Просто и понятно.

Она приходит тоже. Её зовут Лена. Ему не нравится, когда она приходит. Она прикасается к нему, и это приятно. Но голос у неё не такой, как раньше, и лицо странное. Иногда она говорит с Па о чём-то непонятном и очень тихо, но кое-что можно разобрать. Лена часто говорит, что «он – не они», а Па успокаивает её.

Есть и другие, их он пока не различает, но они все знакомы ему. Они говорят только с Па.

Теперь он может двигаться и даже сидеть. Он – в большой кровати с поднимающимися стенками. Па говорит, что это чтобы он не упал. Когда ему меняют подгузники или приходит Лена, стенки опускают. Вокруг кровати комната. У неё прозрачные стены, и теперь они не закрыты шторами. За стенами ещё одна комната, очень большая. Наверное, и весь мир такой – комната в комнате. В той, большой комнате ещё кровати, не такие, как у него. На них лежат