Три гроба - стр. 2
Здравый, рассудительный малый, этот Гримо, с насмешливым огоньком в глазах. Говорил он быстро, слова вылетали откуда-то из глубин его гортани, словно пулеметная очередь; имелся у него и свой фокус – он умел смеяться, не раскрывая рта. Телосложение у него было среднее, но его отличала мощная грудь и удивительная физическая выносливость. Когда Гримо семенил мимо, вежливо приподнимая шляпу или подавая знак своим зонтиком, все встречные в окрестностях музея сразу узнавали его черную бороду, подстриженную так коротко, что она походила на седеющую щетину, черепаховую оправу очков и уверенную походку.
Жил он, надо сказать, поблизости – в добротном старом доме на западе от Рассел-сквер. Помимо Гримо, там обитали: Розетта, его дочь, экономка мадам Дюмон, его личный секретарь Стюарт Миллс и старик, бывший учитель, по имени Дрэйман, которого Гримо приютил у себя, чтобы тот содержал в порядке книги.
Однако со своими настоящими немногочисленными приятелями он обычно встречался в своего рода клубе, который они основали в таверне «Уорвик» на Мьюзеум-стрит. Там они по вечерам, четыре-пять раз в неделю, устраивали тайные собрания в уютном зале, который снимали специально для этой цели. И хотя это помещение официально не было отдельным кабинетом, посторонние редко туда забредали, а если и забредали, то надолго задерживаться им никто не давал. Завсегдатаями клуба были: главный специалист по историям о призраках Петтис, лысый суетливый человечек маленького роста; Мэнган, журналист; Барнаби, художник, и, конечно, их неоспоримый лидер – профессор Гримо.
Он царствовал. Почти каждый вечер (за исключением суббот и воскресений, в которые он предпочитал работать) Гримо отправлялся в «Уорвик» вместе со Стюартом Миллсом. Он брал бокал с грогом, садился в любимое плетеное кресло перед пылающим очагом и начинал философствовать в своей излюбленной манере, подчиняя себе весь разговор. По словам Миллса, дискуссии эти по большей части были совершенно блестящими, хотя почти никто, кроме Петтиса или, может быть, Барнаби, не был в состоянии серьезно тягаться с профессором. Несмотря на всю свою учтивость, Гримо отличался горячим темпераментом. Как правило, компания довольствовалась тем, что жадно внимала его богатым познаниям в ведовстве и искусстве спиритизма – хитростях, дурачивших легковерных; а также наслаждалась его почти детской любовью к мистификациям и драме, в порыве которой он рассказывал легенды о средневековом колдовстве, под конец неожиданно объясняя все загадки на манер детективной истории. То были увлекательные вечера, атмосфера которых слегка напоминала деревенский трактир, хотя происходило все в укромном уголке Блумсбери, залитой светом газовых фонарей. Да, то были увлекательные вечера – пока в ночь на 6 февраля предвестие грядущего ужаса не ворвалось так же внезапно, как ветер, распахивающий настежь дверь.