Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь - стр. 41
К тому же я очень уважала свою бабушку и безумно гордилась ей. Ее образованием, ее жизненным опытом, ее диссидентской молодостью, любовью к литературе. Она дала мне все, что могла. К тому же ей было уже почти восемьдесят лет – исправить человека в таком возрасте невозможно. И поэтому я должна быть мудрее, чтобы суметь погасить в себе детские обиды и принять ее. И я должна быть более стойкой, чтобы не воспринимать ее нападки по поводу моей внешности, татуировок или жизненного пути. Но ни смелости, ни мудрости мне никогда не хватало.
Быстро одевшись, я выскочила на улицу и выдохнула. Улицы Петербурга с их многолюдностью и свежим воздухом показались мне раем после квартиры, в которой как будто уже и не было ничего, кроме бесконечного горя.
Я помню, что почти каждый раз, когда мне удавалось выйти на прогулку, на меня оборачивались недоуменные прохожие – так жадно я ловила ртом воздух. Как будто только что вынырнула из затхлого болота.
Когда я поднялась в квартиру к бабушке, та встретила меня сильными объятиями. А затем провела меня на кухню, попутно расспрашивая про мое самочувствие и мою жизнь.
В двухкомнатной бабушкиной квартире с огромными окнами до потолка все шкафы и полки ломились от книг, и за каждым предметом скрывалась хотя бы небольшая семейная история. В большой комнате стояло потрескавшееся от времени пианино «Красный Октябрь», на котором бабушка великолепно играла и безуспешно пыталась заставить играть и меня, и еще раньше мою маму. На стенах висели мамины юношеские рисунки, а из моего творчества на полке стоял сборник моих детских стихов, которые бабушка сама собрала и поместила в кожаный переплет. Стоит ли упоминать, что именно это и отбило у меня желание писать стихи.
Особняком стоял небольшой шкафчик, который бабушка использовала как столик для компьютера. В нем хранился самиздат. Бабушка, работница Эрмитажа, дружила с великими писателями: Бродским, Довлатовым, Мейлахом, перепечатывала на печатной машинке их произведения и распространяла. А когда я стала взрослой, открыла этот шкаф маленьким железным ключиком и, рассказывая о постоянных переездах с квартиры на квартиру, тревожном ожидании обыска и уничтожении материалов, дала мне прочитать каждый уцелевший листочек, напечатанный грубым машинным текстом на тончайшей, как крыло бабочки, бумаге. У бабушки сохранилось даже напечатанное выступление Михаила Задорнова 1985 года, где он на чем свет стоит ругал советскую власть. На меня как на комика этот материал произвел неизгладимое впечатление.
Но на наших с бабушкой встречах я рассказывала ей обо всем, кроме работы. Бабуля так и не приняла того факта, что я стала комиком. Где это видано? Девочка, выросшая в Эрмитаже, профессорская внучка, стала шутом, выступающим в дешевых кабаках! Поэтому вместо стендапа я рассказывала про Свету и ее горе, и бабушка всегда ей очень сочувствовала.