Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь - стр. 32

Я окинула взглядом голые стены чужого для меня дома. Несмотря на то что новый дом располагался в одном из самых любимых мест города, я скучала по той квартире, из которой меня выгнала мама. Я любила ту кухню, те комнаты. А этот дом казался мне пустым и холодным. Мне стало обидно, что мама выставила меня на улицу, когда мой заработок почти был на нуле, и за все лето даже не поинтересовалась, как я себя чувствую и как живу. Одновременно с этим я жалела себя – что в двадцать один год я так сокрушаюсь о маминой холодности в мою сторону. Но я быстро откинула мрачные мысли. Не время раскисать: мне предстоит два месяца прожить с женщиной, чья жизнь – сущий ад, и я добровольно подписалась на то, чтобы этот ад с ней разделить.

Мой блуждающий взгляд остановился на зеркале большого шкафа. Я увидела красивую и очень одинокую рыжую девочку в большой желтой толстовке. Я улыбнулась и сказала ей: «Ты все делаешь правильно. Все пройдет».

Эти два месяца жизни стали для меня самыми тяжелыми в моей жизни. Оказалось, что я совсем не умела переживать чужое горе. Света кричала и стонала во сне каждую ночь. Я вставала ее будить, поддерживала и утешала. Светины ночные истерики во сне и наяву были раза в три громче и отчаяннее, чем в ту ночь в предыдущей квартире, когда я их застала.

Утром и до самого вечера Света чаще всего уходила на работу, а потом на терапию к Глебу Когановичу. Но я не могла насладиться этими часами покоя, потому что чаще всего засыпала на весь день после ужасной бессонной ночи. Единственное время настоящего покоя случалось, когда у Светы были рабочие сутки. Так назывались ночные дежурства у врачей, и во время них я могла отдохнуть.

Оправдывая свое поведение вскрытыми на терапии травмами, Света истерила и днем. Била посуду, постоянно рыдала и кричала, выла от боли. Я постоянно делала ей чай, готовила еду, часами напролет общалась с ней и успокаивала как могла. Света постоянно меня прижимала к себе и хватала за руки. Когда она успокаивалась, я твердила ей, что ненавижу, когда меня так трогают, и воспринимаю это как насилие, хоть и не могу, видя ее состояние, ее оттолкнуть. Света извинялась, но все повторялось по новой.

Я почти не выходила из дома. Только на свой открытый микрофон и обратно. Помню, как я, безумно устав от происходящего и будучи уже на грани нервного срыва, решила посмотреть, сколько осталось до истечения двух месяцев. С ужасом я обнаружила, что прошло только две недели.

Так мы и жили. В середине второго месяца стало легче – истерики были уже не ежедневными, и я видела, что прогресс в Светиной терапии действительно присутствует.