Три доллара и шесть нулей - стр. 48
Та периодичность, с которой люди Седого утопали в общих камерах изолятора, пополняя ряды авторитетов внутри их стен, заставила его задуматься о причине такой стабильности. Маркин был приговорен, однако оставалась хоть какая-то надежда, что можно будет не проливать кровь мента. Было достаточно назвать в приватном разговоре того, кто сливал ему информацию из команды его, Седого. Договориться можно всегда. Пора и честь знать. Получи отступные и отвали. Тем более что сделано немало. Зачем бузить, бросаясь в штыковую, если всегда можно найти общий язык? Не Родину же защищаешь, за зарплату работаешь...
Но Маркин отказался. Глупец, он, сидя на пластиковом стульчике летнего кафе, даже не понимал в тот момент, что своей рукой поставил подпись на собственном же приговоре. «Забитая» с ним «стрела» прошла вхолостую. Однако слово свое мент сдержал. Пришел без оружия, не потянув за собой муравейника в масках.
– Отдай мне его, Паша, – сказал тогда, видя, как опер встает со стула, Седой. – И мы сочлись. Ты и так уже хлебнул через край, так не дай мне обозлиться...
– У тебя нет моих людей, – ответил Маркин. – А если бы были, неужели ты думаешь, что я бы тебе их слил?
И вышел из кафе.
Через пять минут его взял Хан с тремя бойцами и, притравив газом, вывез за город, на берег Терновки. Но и тогда можно было все оставить на прежних местах. Маркин не понял темы и тогда. После этого обратной дороги не было уже ни у него, ни у Седого. «Старший оперуполномоченный уголовного розыска Центрального РОВД Маркин Павел Александрович» – так значилось в удостоверении, лежащем в кармане, – был избит, уложен в багажник «Ланд Крузера» и доставлен на завод Металлических конструкций.
Теперь он, свисая со станка и пытаясь сплюнуть с разбитых губ слюну, смотрел на Седого. Его пальцы на левой руке, переломанные во всех суставах, висели на руке, как неприятные взгляду сухие сучья. Неподалеку стоял Буза и тупо смотрел на туфлю оперативника. Вторая осталась там, на берегу. Туфля была покрыта грязью и ржавой пылью. От белой рубашки опера почти не осталось следа. То, что еще продолжало висеть на теле, словно разодранная в бою туника гладиатора, было насквозь пропитано кровью. Буза был прихвачен для компании после того, как Седой оставил бойцов отдыхать в своей квартире. Так они и приехали на завод: Седой, Хан, Буза и Маркин...
– Паша, Паша... – пробормотал Седой, отмахнув от лица Маркина прилетевшую на запах смерти муху. – Откуда столько упрямства? Неужели нельзя было сдать мне суку? Мою же, заметь, суку. Кто он, Паша?