Три доллара и шесть нулей - стр. 35

– Зная это, любой аферист может картину продублировать, – предположил Николай Иванович. – Слишком велика цена успеха, правда?

Старик ухмыльнулся и наконец-то спрятал карточку в карман.

– Где ваша логика, уважаемый? Картина была передана Герингу в начале сороковых. До сих пор никто толком не знает, как она выглядит и что на ней изображено. Есть лишь фотографии конца тридцатых, но по фотографиям того времени копию не исполнить. И если этой копии до сих пор не существует в природе, то ее нет вообще. Есть только подлинник. Если он, конечно, пережил войну в Югославии. Однако многие мои коллеги сходятся во мнении, что «Ныряльщик» утерян безвозвратно.

«Черта с два он утерян!!!» – хотелось завопить Полетаеву, однако он лишь покачал головой. Он понял, что в его кровь проник вирус, который носят в себе все коллекционеры безумно дорогих полотен. Незаконно скупая бесценные произведения мастеров, они клянутся самим себе, что любоваться на них смогут лишь они. Какой смысл раскрываться, если сразу после разглашения этой тайны последует возмездие? Однако проходит некоторое время, и им хочется, чтобы о том, что именно он владеет бесценным достоянием, узнали все. И эта болезнь настолько злокачественна, что часто берет верх над разумом. Картина является свету, после чего следует ее немедленная конфискация или покупка государством. Картина уходит из частной коллекции, и в этот момент коллекционер чувствует, что ему стало легче.

Полетаев выяснил все, что хотел. Если бы он напряг мозги этой ночью, то не было бы необходимости ехать к этому старику и платить ему сто долларов. Николай Иванович улыбнулся старичку и вышел из музея. Следом за ним, качая заболевшей после просмотра «реальной живописи» головой, спустился Ус.

Встретиться с Пащенко Антон смог только через два дня после убийства в гостинице «Альбатрос». Они перезванивались, но найти время для встречи было трудно. Струге готовился уйти в отпуск, поэтому все свободное время посвящал тому, чтобы хотя бы немного разобрать дела.

Между тем председатель Центрального суда Виктор Аркадьевич Николаев, разбирая бумаги, обнаружил, что миновало уже три месяца с той поры, когда он должен был написать и отправить в квалификационную коллегию судей представление на присвоение Струге очередного, третьего классного чина.

Изучая дело Струге, он еще полгода назад различил в нем одну интересную особенность. И пятый, и четвертый классные чины присваивались Антону Павловичу с задержкой в пять и в семь месяцев соответственно. Причина такой безответственности областного суда ему была известна. Вот уже девять лет, как со Струге, судьей, постоянно нарывающимся на неприятности и работающим в неприкрытом противодействии методу разбора индивидуумов на «своих» и «чужих», боролся не кто-то, а сам председатель областного суда. Николаев был неглуп, среди тысяч возможных ответов на поставленный вопрос мог безошибочно найти не верный, а нужный, поэтому, наверное, и оказался в кресле председателя районного суда. При другом стечении обстоятельств и при другом понимании взаимоотношений между ним и областным судом с Виктором Аркадьевичем никогда бы такого чуда не произошло. В Терновском судейском сообществе вперед всегда продвигался именно тот, кто среди тысяч возможных ответов находил не верный, а нужный. Нужный председателю Терновского областного суда Игорю Матвеевичу Лукину.