Три дочери - стр. 5
– Наше – вашим, – вежливо поприветствовал Тимоху Василий, стянул с головы картуз в знак уважения к владельцу племенного жеребца, но Бердичев, похоже, его даже не услышал, продолжал методично орудовать ножиком и помыкивать песню, Василий вновь поклонился еще и произнес в полный голос: – Наше – вашим… Здравствуйте, значит.
На этот раз Тимоха услышал гостя, повернул голову и приподнял одну бровь, под которой тускло засветился слезящийся глаз.
– Ну? – произнес ответно. – Наше – вашим, давай спляшем… Чего надо?
– Да вот… Гнедухе моей пора настала в очередной раз свадьбу сыграть, – смущенно пояснил Василий.
– Раз настала пора, значит, – сыграем, – Тимоха запустил пальцы в волосы, взъерошил их, – и словно бы жаркое пламя заполыхало на его голове: уж очень рыж был назарьевский бобыль.
– А еще я насчет магарыча, – Василий замялся. – Что мне вместо магарыча принести?
– Вместо магарыча – магарыч, – бобыль довольно хохотнул, опустил ногу жеребца на землю, воткнул ножик в скамейку. – Тьфу! – он неожиданно поморщился, отклеил от нижней губы размокший табачный лохмот. – Пользы никакой, а во рту словно бы жеребец с парой кобыл переночевал. Хоть навоз из зубов выковыривай…
Разговор о цене за услуги жеребца – такой же обязательный и тревожный для всякого хозяина «невесты», как и сам акт «закладки нового жеребенка». Бердичев может столько запросить, что семья продаст все ценное, что у нее имеется, и все равно не сможет оплатить «гонорарий»… По этой причине все назарьевцы старались с Тимохой дружить и при случае выпить с ним первача, закусить рукавом, пахнущим дымом и навозом, даже зажевать. А уж если у кого-нибудь в кармане завалялся сухарик.
Василий договорился, что хозяин возьмет с него цену божескую – полтора куля картошки. С других Тимоха брал больше, иногда много больше.
Шел Егоров домой и руки потирал довольно – хорошо, Тимоха в настроении был, не стал с него последнее сдирать, а мог бы ведь и три куля картошки взять. Тогда бы пришлось практически нести последнее – оставаться без жеребенка ведь нельзя…
Вечером Василий приволок на тележке полтора куля картошки. Поставил на видном месте на крыльце и, вызвав на улицу хозяина, сказал:
– Вот!
Тимоха заглянул в ополовиненный куль.
– Гнилушек мне тут не накидал?
– Да ты чего, дядя Тимоха! Считаешь, что у меня совести нет?
– Ладно, – Тимоха успокаивающе махнул рукой. – Когда у нас срок наступает-то?
– В четверг.
– Значитца, и приводи свою красавицу в четверг, приготовь ее… И сам приготовься.
– А мне-то чего готовиться? – недоуменно приподнял широкие плечи Василий.