Три дня Закона - стр. 7
Неслыханно повезло, что появилась у него тогда легальная возможность часто видеться с ней, уединяться. Никого рядом, никому до них дела нет. Наташа была смышленая девочка, кое в чем фору еще давала ему. А уж по части бытовых, житейских заморочек – никакого с ним сравнения. Мама ее, бухгалтер, с утра до вечера пропадала на работе, Наташа давно приучена была к самостоятельности, все умела, за все бралась. Но было и у нее при всем при том одно уязвимое место – трудно ей учеба давалась, особенно с русским языком не ладилось. Вот и попросила ее мама его маму, чтобы позанимался он с Наташей. Оба учились в первую смену, времени до вечера было вдоволь. Занимались, конечно, у Наташи. И не только потому, что появление любого постороннего в их квартире вызывало язвительное недовольство бдящей Раисы Тарасовны. Нужно было еще считаться со старшим, двоюродным братом Мишей, у которого свои друзья и свои придумки. Так что его почти каждодневные визиты на второй этаж к Наташе не выглядели подозрительно. Почти – потому что не всегда Наташа соглашалась на эти уроки. То какие-нибудь другие дела у нее находились, то пропадала где-то, то попросту настроения у нее не было. Могла, не церемонясь, сказануть, открыв ему, чтобы «отвалил», хлопала перед его носом дверью. Даже не считая нужным что-либо объяснить. И он, безропотно проглотив это, тяжело спускался по рассохшейся деревянной лестнице, злясь и на нее, и на себя. Тот нечастый случай, когда уроки много больше нужны учителю, чем ученику. И не было у него сомнений, что Наташа знает об этом, знает с первого же дня. Потому и ведет себя с ним так, не церемонится. Помощь его принимала, словно делала ему одолжение.
А ему много и не нужно было. Он, конечно, и помыслить не мог, чтобы, даже будто нечаянно, прикоснуться к ней, достаточно было сидеть с нею рядом, слышать ее голос, изредка улавливать ее дыхание на своей щеке, когда слонялись над тетрадкой, заглядывать в ее крапчатые глаза. Его бы воля – не уходил бы от нее с утра до ночи. Но даже в «дозволеные» дни счастье это было до обиды скоротечным, редко длилось больше часа. Наташа быстро уставала, хуже начинала соображать, раздраженно отодвигала книжки и тетрадки, выпроваживала его. По этой ли причине или по какой другой существенного улучшения отметок в ее дневнике не произошло, что Наташину маму печалило куда больше, чем дочь. Печалился и он, справедливо опасаясь, что ее мама откажет ему в «репетиторстве» из-за отсутствия желаемых результатов. Может быть даже, подыщет ему замену.
Но бывали, бывали дни, когда Наташа волшебно преображалась. И никогда не мог постичь он, чем вызвано ее потепление к нему. Слушала внимательно, хвалила, какой он умный, разговаривала хорошо, не дергалась. Она вообще, чтобы меньше морочиться с постылыми домашними заданиями, старалась отвлечься, поболтать о чем-нибудь другом. А ему, грешному, было это только на руку, для того и бегал к ней, дались ему эти ее уроки, своих забот хватало. Случалось нередко, что ни одна тетрадка и ни одна книжка вообще не открывались, все время уходило на болтовню. О чем угодно: последнем фильме, дворовых делах и школьных. Особенно интересно было послушать ему обо всем, что происходило в ее школе. Мальчики и девочки учились тогда раздельно, даже вообразить было трудно таинственную жизнь класса, где за партами сидят три десятка девчонок. А еще очень он старался рассмешить ее, заранее припасал какие-нибудь забавные истории, вычитанные в книжках или придуманные самим. Почему-то убежден был: чем она чаще будет смеяться, тем больше у него шансов понравиться ей. К счастью, рассмешить ее ничего не стоило, и доставляло ему несказанное удовольствие видеть, как заливается она безудержным смехом, откидывая назад голову и открывая ему белую гладкую шею. Но много реже, чем хотелось, выпадала ему такая удача, нужно было застать Наташу соответственно настроенной, с самого начала расположенной к нему…