Три дня без чародея - стр. 50
Вот стук откинутой крышки сундука, железный лязг и вопль – кто-то решил поворошить тряпье. Вот поток брани из кладовой – кто-то пнул скомканный половик и полетел к потолочной балке с ногой в петле. Глухое падение тела и ругань… а, это уже Невдогад придумал: по натягивал между косяками, в ладони над полом, тонкие прочные нити.
Создавая все это безобразие, Упрям понимал, что без боя не обойтись. Понимал он и то, что в бою у него будет очень мало надежды выжить. И надеялся, что до верхнего жилья враги дойдут если не покалеченными, то хотя бы разозленными, забывшими об осторожности.
И как можно более кучно.
Что ж, как бы ни развивалась задумка дальше, первая часть ее удалась на славу – гвалт внизу стоял как на ярмарке.
Однако сколько же их там? Грубые голоса людей, булькающие – навей; еще один, приглушенный, но сильный, перекрывающий кавардак:
– Это происки мальчишки! Взять его живым.
Яркая вспышка внизу, падение тела, горестные вопли навей. И тот же голос:
– Кто додумался колдовать в башне? Я предупреждал: только снимать охранные заклятия! Для чего учил вас? Мне что теперь, самому отдуваться?
«Навий шаман попался, не иначе, – подумал Упрям. – А этот – неужто сам главный сюда пожаловал? Эх, сцапать бы…»
Он, впрочем, уже видел, что мечтания бесполезны. Скорее всего, ему не выжить. Котел готов к взлету, но двоих, наверное, не вынесет. Лишь бы Невдогад не артачился и сел в него, а Упрям уж дотолкает до окна и произнесет волшебное слово. Буян внизу остался, теперь уже, конечно, мертв. Упрям сжал челюсти. Врагов не меньше двадцати, может оказаться и тридцать, и сорок. Но не всех еще гостинцев они отведали.
– Хозяин, на самом верху двое! Но второй – не старик, – новый голос, жутковато-вкрадчивый.
– Упряма брать живьем! – напомнил главарь.
Налетчики бросились к всходу. Ученик чародея напрягся.
Первым бежал человек, косматый, без брони, в грубой одежде, с топором. Он успел подняться на четыре ступеньки, поскользнулся и свалился вниз, умудрившись пораниться собственным оружием.
– Недоумок, – хмыкнул рослый навь, перепрыгивая через него.
Он был поумнее и приметил, кончено, что маслом была полита только середина всхода, а вдоль самых перил можно ступать спокойно. Его примеру последовал другой болотник, за ним потянулись двое людей, тоже без доспеха, но с мечами. Выше, выше, вот уже сейчас…
За общим шумом внизу Упрям не обратил внимания на звуки в читальне, а нашествие на среднее жилье через окно, оказывается, продолжалось. Вот куда следовало маслицем плеснуть – на приступочку на каменной стене, благодаря которой можно забраться в читальню с крыши амбара. Из дверей в коридор вырвалось несуразное существо, состоявшее, похоже, из одних лап, ровно коряга ожившая… Топляк! Ну конечно, рассказывал ведь Наум: это любимые твари навей – они и есть коряги, под болотной ряской полежавшие, – навьи шаманы поднимают и оживляют их. В родной трясине топляки подолгу жить могут, зверье для своих хозяев отлавливая. А вдали от болота – только при шамане двигаться способны. Это получается, шаман, по которому только что ударило защитное заклинание Наума, либо жив (что маловероятно), либо был не единственным с навьями.