Три цветка Индонезии - стр. 17
Но ему и не хочется двигаться. В этой синей пустоте нет ничего, значит, ничто уже не обязательно. Можно не думать, мысли растворяются где-то рядом, как соль. Действовать тоже не обязательно, всегда найдется оправдание самому себе. И уж конечно, нет больше боли от того, что он перестал быть собой прошлым, сильным, решительным и быстрым. Безжалостным. Тот человек исчез, а его останки поглотил океан.
Такой была нынешняя жизнь Михаила Эйлера. Он оставался во власти океана, здесь он мог расслабиться. Он даже не помнил, как это началось, как его уволокло сюда. Осталось лишь смутное знание: он все равно ничего бы не изменил, этому невозможно сопротивляться. Он понимал, что где-то на далекой поверхности, где все еще светит солнце, осталось его тело. И тело это двигается, смотрит по сторонам, что-то невнятно мычит. Пускай. К нему это не имело никакого отношения.
Вот только власть океана над ним не была абсолютной. Иногда волны подхватывали его и вышвыривали на поверхность. Вот тогда приходилось говорить, думать и помнить. Смотреть в глаза тем, кого он подвел, и чувствовать эту проклятую обжигающую боль, проникающую в каждую клеточку его тела. С надеждой ждать, пока вернется океан и снова поглотит его сознание.
Михаил знал, что сегодня кто-то хочет вытянуть его на поверхность. Кто-то пришел к его телу – не сиделка и не очередной врач, кто-то новый, достаточно важный, чтобы его голос пробился сквозь толщу воды и потревожил человека, скрытого внутри. Кажется, Ян… Ян – это плохо. Это больнее, чем другие. Хуже только Александра.
Он замер, ожидая, предаст его океан или нет, заставит ли снова оказаться там, где больно и холодно. Но нет, толща воды хранила его надежно. Яну не повезло: что бы он там ни говорил, ответа он не получит, так и уйдет со своими вопросами, раздраженный и нетерпеливый. Точная копия отца в молодости, хотя сам он это, конечно же, не признает – стыдится.
Ян называл какие-то имена, и они тоже пробирались на глубину. Нехорошие имена, раз до Михаила доходил их отзвук, но ничего, можно перетерпеть. Ян уже уходит, все вот-вот закончится, и снова наступит тишина.
По крайней мере, так бывало обычно. Но сегодня что-то пошло не так: Ян ушел, оставил его в покое, но имена, произнесенные сыном, все кружились вокруг Михаила, обретая форму, превращаясь в щупальца спрута. И щупальца эти обвивали его ноги и тащили его вниз – к черному дну, где остались последние осколки его памяти…
…Это был тяжелый год, худший, проклятый. Первый год после того, как он предал земле чужую девушку, назвав именем своей дочери. Михаил не сомневался, что ему удалось всех обмануть, его планы всегда срабатывали.