Три цвета белой собаки - стр. 2

Не помогло. Я чувствую, я знаю: это не сонный паралич.

Сегодня она пришла раньше, чем обычно. И захватила меня в тиски сильнее, чем прежде. Я попытался поднять глаза и рассмотреть ее, но не смог шевельнуться. Впервые за эти мучительные полгода я, кроме ужаса, испытал ярость. Я был так измотан страхом и непониманием происходящего, что впал в какую-то осатанелость. «Чего ты хочешь?! – беззвучно кричал я. – Кто ты и зачем меня мучаешь?! Кто бы ты ни была, я увижу твое лицо. Я посмотрю тебе в глаза».

Когда я смог пошевелиться, обнаружил, что мычу – а мне казалось, что кричал. Перевел взгляд на свое тело, надавил на ключицы – отозвалось болью. Ломило грудь, саднило в горле, я тяжело дышал. Внезапно пришла страшная мысль: сегодня она намеревалась меня задушить! От этой догадки бросило в жар, мгновение спустя я затрясся от ледяного холода. Шаткой походкой, ударяясь о стены, побрел на кухню, налил стакан воды и залпом выпил, отметив, как сильно трясутся руки.

Надо уехать. Хотя бы на пару дней. Если она снова придет, я сойду с ума.

Но странное дело: я вдруг осознал, что буду ждать ее следующего визита. К обычной панике и подавленности сегодня примешалось что-то новое. Злость и любопытство. Я хочу понять, кто она такая.

С тех пор, как мы с Аней выпили по бокалу шампанского за наш развод и разъехались по разным домам, я перестал планировать поездки загодя. Легкий на подъем, я и раньше был готов сорваться в дорогу после второй чашки послеобеденного ристретто – взбудораженный кофеином и волнующей перспективой оказаться через пару часов в другом городе, с другими людьми, улицами, запахами, звуками и вкусами. Органолептика в этом моем спонтанном путешествии менялась так, что нередко появлялось ощущение другой реальности – словно я приезжал в другое измерение, где светило чужое солнце и время текло по-иному. Эта щекочущее воображение иллюзия обычно возникала, когда я проводил за рулем часов шесть-восемь без остановок, ни о чем не думая, часто даже не включая музыку. А если еще дорога была более-менее спокойной, я быстро впадал в приятный транс и мчался, свободный от всех обязательств, по шоссе, которое я называл анизотропным с легкой руки жены (мы с ней оба любили Стругацких).

Аня раздражалась. «Снова тебя тянет на анизотропное шоссе?» – бросала ядовито, не веря, что мне вдруг позарез нужно повидаться со школьным другом или уехать на переговоры с деловым партнером. И правильно не верила: в последний момент я сочинял причины, по которым мне нужно срочно уехать, понимая, что выйти за дверь без объяснений будет хамством, а Аня этого не заслуживала. Не знаю, подразумевала ли она то, что я каждый раз могу не вернуться (иначе к чему бы эта метафора – анизотропное шоссе?), думала ли, что еду кувыркаться с любовницей, страдала ли. Она никогда не проверяла, где я, с кем я, за что я ей буду благодарен до конца жизни. «Почему анизотропное? – однажды спросил я. – Ведь у Стругацких оно ведет в прошлое». – «Потому что однажды ты вернешься совсем другим человеком», – загадочно ответила жена, и я счел этот пассаж красивой банальностью. А образ анизотропного шоссе, ведущего только в одну сторону, мне очень понравился.