Тревожит память былую рану - стр. 1

Рассыпать соль – плохая примета. Пересолил блюдо – значит, влюблен. Несолоно есть, что с немилой целоваться... Все упирается в соль, особенно на кухне, где без нее никуда. Чуть переборщил, и все, блюдо испорчено. Можно, конечно, добавить в пересоленное мясо пресный мучной или масляный соус, но вкус уже будет не тот. Для любителя это, может, и не катастрофа, но если ты профессионал... И не важно, где ты готовишь, в поварне знаменитого парижского «Максима» или на тесной жаркой кухне трясущегося по рельсам вагона-ресторана. Что там для людей стараются, что здесь.

Из дверного проема показалась вечнокрасная физиономия Виктора Макаровича. Глазки прохиндея, масляная улыбка, беспокойные пальцы рук. Белый халат, как обычно, в каких-то темных пятнах. Вроде бы с утра свежий надел, а уже испачкал. Машинистам, что ли, масло менять помогал?

– Иваныч, там тебя одна випа к себе вызывает, – фальцетом сообщил он.

– Вызывает?! – поморщился Егор. – Может, она что-то путает? Я шеф-повар, а не по вызову...

– Ей курица твоя понравилась. Хочет выразить благодарность.

– Пусть выражает в письменном виде.

– А если она обидится и вместо благодарности жалобу накатает? А она випа, между прочим, особо важная персона... Давай, Иваныч, не ерепенься. Тут совсем рядом...

Егор совсем недавно разменял четверть собственного века, директору же вагона-ресторана было за сорок, но это не мешало ему обращаться к молодому шеф-повару по отчеству. Потому что уважал Егора – за его профессионализм.

– Ну, если рядом, – пожал плечами парень.

Если Виктор Макарович настаивал, то поперек лучше не идти. Он хоть и ничего мужик, но может и обиду затаить, и напакостить по случаю. К тому же обед уже заканчивается, последнее блюдо заправлено, и его вполне можно оставить на помощника.

– Следующий вагон, пятое купе, – Виктор Макарович показал, в каком направлении нужно следовать, а сам отправился в зал – поторопить официанток.

Нравилась ему одна новенькая – пухленькая, розовощекая, с озорными глазками. Взаимностью она ему не отвечала – больше на Егора поглядывала. Но Виктор Макарович такой – не мытьем, так катаньем, но в постель уложит. Ничего не поделаешь, жизнь в пути от обычной тем и отличается, что страсти здесь закипают на малом огне и бурлят с такой экспрессией, будто в последний раз.

Егор вышел в тамбур, достал пачку «Мальборо»... Как ни пытался он изживать в себе вредные привычки, с курением справиться не мог. Разве что сумел довести норму до пяти сигарет в день.

Затушив окурок, он шагнул в гремящий проход между вагонами, прошел аккуратно, чтобы не испачкать белый накрахмаленный халат. За внешним видом Егор следил с особой тщательностью. Хочешь ты этого или нет, но чистоплотность – визитная карточка повара.

Купе под номером «пять» было закрыто. Егору хотелось с ходу бесцеремонно дернуть на себя ручку двери, но приобретенная привычка сдерживать себя взяла верх над его желанием. Поэтому он постучался и, дождавшись, когда ему скажут «да», открыл дверь в купе.

Особо важная персона сидела за столиком в позе прилежной ученицы – спина ровная, плечи расправлены, в руках томик Достоевского. Увидев Егора, в приятном удивлении повела бровью. Видимо, она ждала пузатого, неказистого на вид повара, но появился молодой человек – интересный и хорошо сложенный.

У Егора были женщины, и еще ни одна из них не назвала его красивым. Не удался он лицом – черты грубые, резкие, глаза не самые большие и ассиметричные, нос похож на кривой баклажан, губы тонкие, подбородок узкий. Но было в его облике нечто такое, отчего женщины забывали об этих несовершенствах. Одни уверяли, что из него ключом бьет энергия мужского обаяния, другие грешили на магнетическую силу его взгляда, третьим нравились черные вьющиеся волосы, длинною до плеч, кого-то покоряло все это, вместе взятое... Но как бы то ни было, Егор не зазнавался. Хотя бы потому, что встречались в его жизни такие женщины, которым он не нравился вообще...

– Вы что-то хотели мне сказать? – сухо спросил парень.