Традиции & авангард. Выпуск № 2 - стр. 7

Первым встает хор мужских голосов и поет мне прекрасную лекцию о Слове, Деле и Поправке на Божественный Ветер. Говорит, я вообще не понял, а к чему тогда столько пафоса.

Вторым встает женский хор, говорит: Леночка, очень больно?

Я говорю: очень.

Говорю, у меня болит голова, радикулит и синдром застежки. Говорю, мне тяжело и мне непосильно.

Говорю, я их видеть уже не могу, закрываю глаза, засыпаю.

Говорю, и я тоже не знаю, к чему было столько пафоса.

Терапевт говорит: да ну ты чего. Столько уже приняла – и тут вдруг непосильно. Гомофобов приняла и путинцев, борцов с Украиной приняла и ортодоксов, насильников приняла и педофилов, несовершеннолетних убийц приняла и фашистов, жестоких сыновей приняла и жестоких матерей. Да ну, маленькая моя, ну не может быть, чтобы ты сломалась на чужих неверных мужьях.

Говорю, я любить их не могу, у меня все болит. Я изгнать их не могу, у меня все болит. Ничего больше не могу, твою мать, да когда оно заживет?

Терапевт говорит: сострадай сколько сможешь, а как кончатся силы – не сострадай. Если что, ты ведь помнишь, да, что я рядом?

Бог редактирует текст.

Говорит: я рядом.

К несчастью, мой сын все еще считает, что несет ответственность за эмоциональный фон своей матери. Я опровергаю его тысячи раз, но у него есть глаза, и он видит, что мне плохо. Поэтому он говорит: давай я не пойду в школу и мы сходим в аквапарк.

Это не фон, а фронт. Я не то что в аквапарк, я толком встать не могу. Но я вижу, что он извелся. И я говорю: давай.

Первым делом вхожу к кружевным тортилам в гидромассажную их кастрюлю. И течение меня сносит. Но я жду, пока вся растворюсь и растаю.