Традиции & Авангард. №4 (15) 2022 г. - стр. 15
Маша снова села на кровать. Она почувствовала, как поднимающаяся волна тревоги становится волной отчаяния, и можно захлебнуться ею. Прогулка до комода напомнила Глининой, что неплохо было бы сделать уборку – в углах комнаты слежавшимися пушистыми клочками лежала пыль, пыль серым слоем покрывала мебель, босые ступни Маши чувствовали каждую пылинку, каждую соринку на не мытом в течение двух недель полу. В прошлые выходные Глинина готовилась к семинару по истории экономических учений, решала домашнюю контрольную, а ещё брала работу из офиса на дом – наводить порядок в квартире было некогда. Обязательно нужно было убраться на этой неделе. Правда, оставалось ещё воскресенье – почему бы не сделать это завтра? Или всё-таки сегодня? Закончить все бытовые дела и со спокойной душой взяться за главное, любимое, желанное – творить музыку. Хотя, наверное, уборка подождёт и до завтра. Или нет? А вдруг завтра появится ещё что-нибудь срочное? Дышать пылью так вредно… Если она не успеет сделать уборку в эти выходные, придётся отложить её до следующих! Но если она в ближайшие два дня не найдёт времени для музыки – будет носить вызревшую в голове мелодию ещё целую неделю! Маше Глининой казалось, что эти мысли, как вороны, почуявшие запах её боли, кружат над ней, в любой момент готовые наброситься и растерзать. Господи! В мире, где всё мимолётно, невечно, где люди однажды умирают, она вынуждена думать о грязной посуде, о мусоре, о пыли, о тряпках… Невыносимо!
А ведь было время, далёкое, чудесное, когда Маша могла заниматься музыкой сколько хотела. Она училась в музыкальной школе по классу фортепиано, была отличницей, на школьных концертах играла пьесы собственного сочинения, от которых все были в восторге, и готовилась к поступлению на композиторский факультет. Родители полностью освободили дочь от домашних дел, прочно заслонили её от быта. А потом Маша уехала из своего маленького городка в Н***, стала жить одна, и заботиться о себе пришлось самой.
Вспоминая счастливые дни, Глинина просидела на кровати ещё минут пятнадцать, а потом пошла в ванную. Медитативное намыливание в душе мало-помалу успокоило её, шум воды, соединившийся с урчанием стиральной машины, заглушил суетливые голоса мыслей, и в сознании Глининой, сначала – тихо и едва слышно, потом – всё настойчивее и громче, всё более явственно и властно, зазвучала её мелодия. Как она рвалась на свободу! Как хотела отделиться от невечной, смертной Маши, не погибнуть когда-нибудь вместе с ней, обрести бесконечную жизнь в чёрных бусинках нот! И вот Маша уже представляла себе, как из этой мелодии родится прекрасное, достойнейшее произведение, которое она отшлифует до мелочей, в котором будет всё просто идеально. И тогда она принесёт его Петру Петровичу, заведующему кафедрой композиции в консерватории.